Генри Хаггард - Люди тумана

ЛЮДИ ТУМАНА

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

У работорговцев

I. Два брата

— Который час, Леонард?

— Семь часов, Том.

— Уже семь? На заре я умру, Леонард!

— Не говори так, Том. Если ты все время будешь думать о смерти, то действительно умрешь!

Больной глухо усмехнулся.

— Дело не в словах, Леонард! Моя жизнь гаснет, как догорающий огонь. Лихорадка совсем изнурила меня. Я бредил, Леонард?

— Немного, дружище!

— О чем я говорил?

— Больше всего о доме.

— О доме! У нас его нет, Леонард. Он продан. Сколько времени мы находимся на чужбине?

— Семь лет.

— Да! Ты помнишь, как мы прощались с нашим старым домом в ту зимнюю ночь после аукциона? Ты помнишь, что мы тогда решили?

— Да.

— Повтори!

— Мы поклялись, что будем стараться разбогатеть, чтобы выкупить Атрем, и что одна только смерть может освободить нас от этого. Мы поклялись не возвращаться в Англию, не достигнув нашей цели. Затем мы отправились в Африку. Семь лет мы старались разбогатеть, но достигли лишь того, что едва можем поддерживать свое существование!

— Леонард! Теперь ты — единственный наследник нашей клятвы. Я старался исполнить свой обет до самой смерти. Ты освободишься от обязательства, когда достигнешь цели или умрешь. Мне в удел досталась борьба; быть может, ты достигаешь цели. Будешь ли ты стремиться к ней, Леонард?

— Да, Том!

— Дай мне руку!

Леонард Атрем наклонился к умирающему брату, и они пожали друг другу руки.

— Теперь я засну; я утомлен. Но ты не бойся, я проснусь перед… концом.

Глаза Томаса закрылись, и он впал в оцепенение или сон.

Леонард сел на пустой бочонок из-под джина, заменявший стул. Шум бури доносился в жалкую хижину, колебал пламя лампы и шевелил волосы на лбу больного. Леонард подошел к низкому полукруглому отверстию, служившему дверью хижины, и отодвинул доску, прикрывавшую его. Хижина стояла на склоне высокой горы, у подошвы которой выросло море кустарников, а кругом виднелись фантастические очертания других гор. Черные облака закрывали луну, но временами небо прояснялось, и тогда окружающая местность открывалась во всей ее необъятности и ужасающей пустынности.

Леонард закрыл дверное отверстие и, вернувшись к брату, пристально посмотрел на него. Несколько лет тяжелых трудов и лишений не стерли с лица Томаса Атрема его удивительной красоты, но теперь на нем была написана смерть.

Леонард вздохнул и отыскал кусок зеркала. Он подошел поближе и стал всматриваться в собственные черты. В зеркале отразилось красивое лицо человека с бородой, загорелого, со смелым взглядом, присущим тому, кто привык к постоянным опасностям, кудрявыми волосами и широкими плечами; человека, не особенно высокого ростом, но крепкого сложения, каждое движение которого обнаруживало силу. Он был еще молод, но мало юношеского осталось в нем; труды и борьба оказали свое действие, закалив его характер так же, как закалили его тело. Лицо выражало доброту, но многие предпочли бы видеть отражение дружбы в этих проницательных черных глазах, нежели искру вражды. Леонард был опасный враг, и долгая борьба со всем миром заставляла его иногда видеть врагов там, где их не было и в помине.

Несколько часов просидел Леонард в задумчивости у постели брата, всматриваясь в его лицо, то спокойное и бледное, то вспыхивающее огнем.

Наконец Томас Атрем открыл глаза и посмотрел на Леонарда. Глаза умирающего пытливо глядели на него, и Леонард чувствовал, что тот видит в его лице что-то такое, что ему самому неизвестно и что не могло быть заметно ни для кого другого. Этот испытующий взгляд был так странен, что Леонард не мог его долго выдержать и окликнул брата, но не получил ответа, а большие глаза умирающего продолжали читать в его лице, словно в раскрытой увлекательной книге.

Порыв ветра сотряс хижину, вырвав часть веток из крыши. Тонкая струя дождя ворвалась через образовавшееся отверстие и упала на лоб больного; капли дождя, подобно слезам, скатились по бледным щекам. Тогда его странный взгляд принял более естественное выражение, губы приоткрылись.

— Воды! — пробормотал умирающий.

Леонард дал ему пить, одной рукой поднося кружку ко рту, а другой поддерживая голову брата. Том сделал два глотка и затем внезапным движением руки выбил у Леонарда кружку, которая упала на пол.

— Леонард, — сказал он, — ты будешь иметь успех!

— Успех? В чем, Том?

— Ты станешь богат, выкупишь Атрем, но достигнешь этого не один. Тебе поможет женщина!

Затем его мысли спутались, и он пробормотал:

— Как поживает Джейн? Слышал ли ты о ней?

При этом имени лицо Леонарда смягчилось, но тотчас же стало суровым и озабоченным.

— Я ничего не слыхал о Джейн, дружище, все эти годы, — ответил он. — Вероятно, она или умерла, или вышла замуж!

— Слушай, — сказал Томас. — Я скоро умру. Ты знаешь, что умирающие могут иногда предвидеть будущее. Мне снилось или я прочел на твоем лице вот что: ты умрешь в Атреме. После моей смерти останься на этом месте некоторое время. Останься здесь, Леонард!

Ослабев, Томас откинулся назад. В это время сильный порыв ветра налетел на хрупкую хижину, разрушив ее восточную стену. Кобра, скрывавшаяся в густых ветвях, которыми были покрыты стены хижины, с мягким шумом упала на пол на расстоянии не более фута от лица умирающего; вытянувшись на полу и зашипев, она показала свой гибкий язык и в бешенстве раздула пасть. Леонард отскочил назад и схватил лежавший вблизи лом, но, прежде чем он успел ударить змею, пресмыкающееся, скользнув чешуйчатым телом по лицу умирающего, опустилось на пол и опять спряталось в ветвях. Но Томас Атрем не видел ничего и не пошевелился даже, когда отвратительное тело змеи скользнуло по его лицу. Тяжелое, прерывистое дыхание указывало на скорую развязку. На душе Леонарда стало тяжело; он обнял брата и в первый раз за многие годы поцеловал его в лоб.

Умирающий открыл глаза. На востоке занималась заря. Вершины гор загорались пламенем.

Томас Атрем при виде этого, приподнявшись, протянул руки к восходящему солнцу, слегка пошевелил губами, упал на грудь Леонарда — и все было кончено.

II. Похороны

Долгое время Леонард просидел у тела брата. Наступил день. Круглый диск солнца поднялся высоко над горами.

Ветер затих, и если бы не обломки полуразрушенной хижины, то трудно было бы поверить, что недавно здесь свирепствовала буря. Кругом слышалось стрекотание насекомых; ящерицы выползли из щелей скал; омытые дождем цветы горных лилий резко бросались в глаза своими яркими красками.