Элль Ньюмарк - Книга нечестивых дел
— Ландуччи убил Старину Рикарди и ищет книгу.
Синьор Ферреро поправил на голове колпак, поднял на меня глаза и, играя желваками, долго смотрел.
— Я знаю. Это все знают.
— О… А я думал…
— Пеллегрино! — окликнул своего помощника старший повар. — Принеси мне кисть винограда и немного изюма. — И когда фрукты были доставлены, предложил: — Пойдем прогуляемся, Лучано.
— Прогуляемся?
— Andiamo.[29] — Он оставил колпак на столе, положил изюм в карман и, покачивая гроздью винограда, направился к задней двери. Я послушно поплелся следом.
Мы миновали двор и оказались в разгромленном городе. Старший повар прищурил глаза и посмотрел на сверкающий в утреннем свете, словно отполированный, канал, затем поднял взгляд на парящий в лазурном небе готический шпиль. Кинул в рот виноградину и проговорил:
— Славный денек.
— Да, маэстро.
— Хочешь винограда? — Он разорвал небольшую гроздь и дал половину мне.
— Спасибо.
Мы шли в направлении Риальто по брусчатым улочкам, заваленным после праздника мусором, оставляя за собой каменные мосты. Уборщики смели битое стекло, обрывки бумажных украшений и остатки гниющей еды в каналы. Вода приняла весь этот хлам в общую разлагающуюся массу, которую зимние шторма унесут в море. Казалось, Венеция способна переварить неограниченное количество отбросов.
Синьор Ферреро остановился у маленькой церкви и показал на витраж:
— Это стекло производится здесь, в Венеции.
Я не понимал, что за игру он затеял. И кивнул.
— Ты знаешь, Лучано, как изготовляют стекло?
Мне приходилось видеть венецианских стеклодувов с длинными трубками во рту. Они выдували мягкие пузыри расплавленного стекла, которые тягуче подрагивали на концах трубок, снимали и, до того как масса успевала остыть, придавали ей форму чаши или вазы. Но я не представлял ни их рецептов, ни техники работы.
— Почти ничего не знаю.
— Стекло — это раскаленная до плавления смесь из двух частей древесного угля и одной части песка. Соедини песок, огонь и человеческий гений, и получишь вот это… — Он улыбнулся и сделал жест в сторону великолепного витража, сверкавшего в лучах утреннего солнца словно клад драгоценных камней. — Удивительно, не правда ли?
— Да, маэстро.
Старший повар показал на стеклянные фигуры святых в сапфировых и аметистовых одеяниях.
— Чтобы получить синий цвет, добавляют кобальт, фиолетовый — марганец, красный — медь.
— Да. — Я не понимал, куда он клонит.
Синьор Ферреро снова показал на витраж:
— Святые и непорочные девы — вот и все, что позволительно. Какая трата человеческого таланта, — понизил он голос. — Во Франции обнаружены древние пещерные рисунки. Всего несколькими мазками и очень немногими красками они передают красоту и ужас природы. Линии настолько плавные, что кажется, будто они двигаются. Эти рисунки являются вехой рождения искусства, но очень немногим известно… — Он огляделся и кашлянул. — Довольно. Оставим это до другого раза. — И двинулся дальше, отбросив ногой пустую бутылку из-под вина и объеденный инжир. Я поплелся следом. — Таким образом, песок превращается в стекло, а если добавить к нему минералы, приобретает цвет. Ты бы назвал это алхимией? — Он предложил мне еще винограда.
Я взял ягоды, и меня осенило: вот он о чем!
— Алхимия и составляет тайну книги?
— Ты хочешь, чтобы было именно так?
— Что? Я не знаю… Мне все равно.
Я ел виноград и вспоминал Старину Рикарди, упомянувшего про формулу, при помощи которой можно получать бронзу.
— Почему не золото? — спросил я. — Алхимия вообще возможна или нет?
— Многие блестящие умы время от времени обращаются к алхимии.
— Вы хотите сказать…
— Что ты знаешь о книге, Лучано? — остановился старший повар и в упор посмотрел на меня.
Я почесал шею, чтобы выиграть пару минут, а мой мозг в это время лихорадочно работал в поисках правильного ответа. Я хотел в свою очередь спросить: «А вы что о ней знаете?» — но вместо этого сказал:
— Дож и Ландуччи хотят овладеть ею по разным причинам. Но ни тот ни другой как будто не знают, что в ней содержится. Я слышал разговоры об алхимии и об эликсире бессмертия…
Синьор Ферреро откинул голову и от души рассмеялся, продемонстрировав нижние зубы.
— Эликсир! Как они ошибаются! Что еще?
Я постарался, чтобы мой голос не дрогнул.
— Любовное зелье.
— Чушь!
Черт побери! Теперь он лжет! Я пытался сохранить бесстрастное лицо.
— Но, наставник, мне кажется, секрет любовного зелья некоторым все же известен. И я считаю, что он может быть очень полезным.
— Вот как?
От моего беспристрастия не осталось и следа, и я с жаром продолжил:
— Я рассказывал вам о Франческе. Она живет в монастыре, и я совершенно теряюсь в ее присутствии. Требуется чудо, чтобы ее завоевать.
— Боже, Лучано. Она же монахиня. Это глупо.
Мои глаза налились слезами, и я быстро заморгал.
— Пожалуйста, наставник, не смейтесь надо мной. Я терзаюсь жаждой, а она словно морская вода. Чем больше я на нее смотрю, тем больше желаю. Схожу от нее с ума. Она — светоч моей жизни.
Старший повар причмокнул и внимательно на меня посмотрел.
— Я сочувствую твоим страданиям, но ты ошибаешься. Светоч твоей жизни в тебе самом.
— Как это?
— Хватит! — пронзил он меня суровым взглядом. — Вернемся к книге. Что еще ты о ней слышал?
Я решил попытаться выяснить смысл слов, которые так много значили для Ландуччи.
— Слышал что-то о тайных Евангелиях.
— Так. Что о них?
— Ничего особенного. Только то, что Ландуччи хочет использовать их против Рима.
— Ты считаешь, что это «ничего особенного»? — Синьор Ферреро провел ладонью по волосам. — Ты в своем уме?
— Наставник, что такое Евангелие?
Он удивленно улыбнулся.
— Ну конечно, откуда тебе знать про Евангелия.
Я вздрогнул, услышав, с каким особым нажимом он произнес слово «тебе». «Откуда тебе знать…» Конечно, всем известно, что такое Евангелия. Всем, кроме глупца Лучано. Я выставил вперед подбородок, показывая, насколько возмущен, но старший повар этого, казалось, не заметил.
— Я расскажу тебе о Евангелиях, — пообещал он. — Только не повторяй услышанное всем и каждому. Могу я рассчитывать на твою скромность?
— Да. — Изворотливость долгое время была образом моей жизни. — Я умею хранить секреты.
— Договорились. Однажды ты меня спросил, почему я интересуюсь тем, что написали уже умершие люди. Когда-нибудь я научу тебя читать и ты все поймешь. А пока скажу, что некоторые из этих текстов — Евангелия, рассказы о жизни Иисуса. Ты, разумеется, знаешь, кто такой Иисус.
