Элль Ньюмарк - Книга нечестивых дел
— Договорились. Однажды ты меня спросил, почему я интересуюсь тем, что написали уже умершие люди. Когда-нибудь я научу тебя читать и ты все поймешь. А пока скажу, что некоторые из этих текстов — Евангелия, рассказы о жизни Иисуса. Ты, разумеется, знаешь, кто такой Иисус.
— Да, маэстро. Все знают, Иисус — это Бог.
— Чушь. Иисус — учитель.
Я не был силен в теологии, но это звучало как ересь.
— Разве не Бог?
Старший повар вздохнул.
— Считается, что один Бог существует в трех лицах или три Бога в одном — в зависимости от того, кому ты задашь вопрос, — закатил он глаза. — Что за сказка! Бог устроил так, чтобы пытали и убили его сына, который является им самим. И все это для того, чтобы были прощены еще не совершенные грехи. В этом нет никакого смысла. Если милосердный Бог намерен простить, почему бы просто не сделать этого? Я тебе отвечу: в такой ситуации недостаточно драматизма. Ни крови, ни патетики — преснятина. Но человеческая искупительная жертва за грехи — привлекательная идея, заимствованная из язычества. Простая и трогательная. Действовала безотказно с давних времен.
На меня сразу выплеснули слишком много информации.
— Я не понимаю, как три бога могут находиться в одном? — спросил я.
— И не поймешь. Никто не понимает. Церковь утверждает, будто это истина, которую следует принять без раздумий. Вопросы совершенно излишни.
Я почесал затылок.
— Лучано, сосредоточься. — Синьор Ферреро отделил от грозди ягоду и положил на ладонь. — Это виноградина, так? Гладкая снаружи, сочная внутри.
— Да.
Другой рукой он выудил из кармана изюмину и положил рядом с виноградом.
— А это изюм. Сморщенный и высохший. — Да.
— Как песок превращается в стекло, виноград высыхает и становится изюмом.
— Словно по волшебству.
— Нет, — предостерегающе посмотрел на меня старший повар. — Это естественный процесс. Возьми горсть песка, виноградину или Евангелие, что-нибудь добавь или отними, подвергни влиянию времени или человеческому вмешательству — и изменения неизбежны. — Он съел и виноград, и изюм и, судя по виду, остался собой доволен.
— Вы хотите сказать, что Евангелия кто-то менял? — уточнил я.
— Да. — Синьор Ферреро выковырял из зубов кусочек изюмины. — За них дрались, их копировали и переписывали переводили на другие языки и при этом допускали ошибки. Madredi Dio, я бы не удивился, если бы ими набивали мячи для игры.
Я решил, что от такой порчи они утеряли бы всякую ценность.
— В таком случае, как понять, во что верить?
— Вот именно! — поднял палец синьор Ферреро, и его глаза засверкали, как стеклянные святые. — Всегда анализируй то, во что веришь. Христиане называют Иисуса Богом, словно это новая идея, но и у язычников постоянно встречаются богочеловеки. — Он дернул подбородком, словно получил удар. — Лично я считаю, что творить богов по своему подобию — это высокомерие.
А история с матерью-девственницей? Ха! У всех языческих богов непорочные матери. Но задай себе вопрос: чем девственница лучше обычной матери, такой, как моя Роза? — Он поежился. — Словно от мужчин женщины заражаются. Обидно! Но у самого Иисуса были другие мысли. Он приблизил к себе женщин, и те тоже были среди его учеников. Бог внутри нас всех.
— Неужели? — «Если Богу меня внутри, мне есть на что надеяться», — подумал я и заметил: — Мне это нравится. Но почему такие вещи надо держать в секрете?
— Дело во власти, — заглянул мне в глаза синьор Ферреро. — Вот мы и подходим к самой сути. Давай присядем. — Он подошел к каналу, спихнул ногой в воду грязный ком бумаги и, опустившись на каменную ступень моста, пригласил меня последовать его примеру. Я нехотя послушался — уж больно он выглядел задумчивым и мрачным.
А синьор Ферреро тем временем оперся локтями о колени и продолжил:
— Расскажу тебе вот что: сотни лет назад человек по имени Ириней заклеймил большинство текстов об Иисусе как еретические, и они стали существовать тайно. Он отобрал четыре понравившихся ему Евангелия и посвятил свою жизнь созданию на их основе церкви. Он назвал ее католической церковью.
— Но отвергнутые Евангелия спасли? — Во мне шевельнулась догадка. — Они в той книге?
— Некоторые спасли, другие были утеряны, что-то, как мы считаем, спрятано и еще не найдено. Мы называем их гностическими Евангелиями. «Гностика» от греческого «гностикос», что значит «познающий». В них самое главное — то послание, которое они в себе несут. В гностических Евангелиях утверждается, что между нами и Богом не требуется никакой церкви. — Он пристально на меня посмотрел. — Бог в тебе.
— Во мне?
— В тебе, во мне, во всех нас. Воззри на себя, Лучано. Ты лучше, чем считаешь сам.
— Но если Евангелия менялись, почему мы должны верить гностическим Евангелиям больше, чем другим?
— Если собираешься поверить чему-то, что написано в книге, делай это с головой, — ткнул пальцем мне в лоб синьор Ферреро. — Гностические Евангелия и даже три из канонических утверждают, что Иисус был человеком, который, как все остальные, носил в себе Бога. Он хотел, чтобы мы заглянули внутрь себя и увидели эту божественную частицу. Его учение было не о некоем заоблачном царстве, а об озарении здесь, — положил он ладонь себе на грудь. — Эта мысль повторяется во многих текстах, а история с Сыном Божьим — нет. Так что если ты раскинешь мозгами, то придешь к выводу: больше смысла поверить тому, что упоминается неоднократно и согласуется друг с другом.
— Да, но… Ириней умер. — Наставник разрешил мне мыслить самостоятельно, и у меня появилось множество вопросов. — Если в гностических Евангелиях написана правда, почему их до сих пор держат в тайне?
— Ириней-то умер, но его церковь жива. Мысль, что между нами и Богом должны посредничать священники, удобна для церкви, правящей с абсолютной властью. Если угодно, становление Римской церкви произошло благодаря политическим играм. Когда первый христианский император Константин перевел свой двор из Рима в Константинополь, он оставил вместо себя наместника, который и стал первым папой.
— Римского наместника?
— Да. Таким образом, император сохранил контроль над Римом. — Старший повар так крепко сжал кулак, что его рука задрожала. — Железный контроль. За этим последовали столетия интеллектуального мрака, когда любой свободомыслящий человек подвергался опасности. Церковь шла на все, чтобы сохранить власть. Даже развязывала кровопролитные войны под знаменами веры.
— Какая подлость!
— История поучительна, но история христианства… м-м-м… — Наставник вдруг замолчал. — Когда ты узнаешь больше — а ты узнаешь, потому что я буду тебя учить, — постарайся не ожесточиться.
