Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
На все это ушло не более десяти минут.
Фанфану хотелось отправиться на велосипедах прямо из лагеря. Но здесь не было дорог, а им предстояло спускаться под уклон в двадцать пять градусов. Пришлось идти пешком, волоча за собой машины.
Передовые посты остались позади, и перед ними раскинулась степь, безлюдная, на каждом шагу таящая засады и гибель.
— Послушай, хозяин, — предложил Фанфан, — а не нажать ли на педали? Чем мы рискуем! Только ноги поразомнем да проверим, как пойдет у нас это дело.
— Идет!
Оседлав велосипеды, друзья покатили прямо на восток. Дороги, правда, не было, но голая, ровная и твердая земля вельдта очень удобна для велосипедной езды. Впрочем, Фанфану все казалось, что они едут недостаточно быстро.
— Слышь-ка ты, хозяин, молоко мы, что ли, боимся расплескать? Двенадцать километров в час! Махнуть бы со скоростью двадцати пяти… А, хозяин?
— Ну да! Чтобы свалиться в первую попавшуюся яму, наскочить на камень или на какой-нибудь пень? Двенадцать километров в час, а может быть, и того меньше! Ты — солдат-велосипедист, а не спортсмен-гонщик.
— Понял, хозяин! Кстати, куда это мы направляемся таким аллюром?
— На Якобсдальскую дорогу, что тянется с севера на юг. Каких-нибудь двадцать минут и мы там.
Через пятнадцать минут оба друга выехали на широкий, проложенный бесчисленным количеством воловьих упряжек тракт. Колеи здесь были глубоки, но зато дорожки, утоптанные быками, превосходны.
Сияющий Фанфан трещал, как сорока, и называл себя самым счастливым велосипедистом обоих полушарий. А Сорвиголова, слушая его болтовню, поднимал время от времени голову и тревожно вглядывался в даль. Однако ничего подозрительного, по крайней мере до сих пор, он не приметил.
Так без каких-либо помех они проехали семь-восемь километров. Но вдруг дорога круто пошла вниз и привела к реке.
— Это Моддер, — спокойно произнес Сорвиголова. — Я знал, что мы встретим его. Тут есть брод. Перейдем.
И оба, вскинув на плечи велосипеды, смело вошли в воду. Течение, даже у берегов, было очень быстрое. Приходилось крепко упираться ногами в дно, чтобы не унесло потоком.
Река становилась все глубже, вода дошла сначала до пояса, потом до груди и, наконец, до шеи.
— Эх, ходули бы! — вздохнул Фанфан, тащивший свой велосипед над головой.
Ружья, патроны, одеяла — все вымокло, за исключением сухарей, которые из предосторожности привязали к рулям велосипедов. Но патроны воды не боятся, остальное — просохнет!
К счастью, вода в реке была в это время года на самом низком уровне, в противном случае нашим друзьям не удалось бы перейти через нее.
Вот наконец и берег. Отдышавшись и отряхнув с платья воду, они вскарабкались на прибрежный откос и снова покатили. Не было еще и восьми часов утра, но солнце стояло уже высоко. Начинала донимать жара. Фанфан достал из мешка сухарь и прямо на ходу стал жадно грызть.
— Постноватая закусочка, — промолвил он, набив полный рот. — Не мешало бы добавить к ней хоть каких-нибудь овощей.
— Позавтракаем в Якобсдале, — коротко ответил Сорвиголова.
— Ты ничего не ешь и все молчишь, хозяин. А между тем обычно ты не дурак покушать, да и за словом в карман не лезешь.
— Опасаюсь неприятных встреч.
— А далеко еще до Якобсдаля?
— Менее пятнадцати километров.
— Хо! Всего какой-нибудь часок езды! Дорога хорошая… Поднажмем на педали, а?
— Давай!
И они промчались еще добрых тридцать минут.
Внезапно Жан Грандье, ехавший впереди, заметил справа, на расстоянии двух километров, небольшую конную группу, человек пять-шесть. Всадники перевели лошадей на крупную рысь с явной целью перерезать дорогу велосипедистам.
— Фанфан, можешь припустить до двадцати и даже двадцати пяти километров. Видишь? Наверное, уланы.
— Слева, да?
— Нет, справа.
— Значит, их две группы… Да, это уланы. Не дрейфь и пошевеливай ногами! Жарь! Жарь!..
Друзья припали к рулям и понеслись со скоростью курьерского поезда.
Но и уланы пустили лошадей в карьер. С пиками на изготовку они бешеным галопом мчались наперерез велосипедистам.
Состязание было недолгим, но захватывающим. Ведь шел не один из безобидных матчей на ровном шоссе, опасный разве только для кошельков зрителей или для самолюбия его участников. Ставкой в этой отчаянной гонке служили жизни двух молодых людей, а может быть, и судьба целой армии.
Под густым слоем красной пыли коварно притаились рытвины и камни, которых не увидишь, пока не наскочишь на них.
— Ничего. Прорвемся! — пробормотал Сорвиголова.
Его мускулы готовы были лопнуть от напряжения, взгляд не отрывался от дороги. Крепко сжимая руль, он интуитивно объезжал попадавшиеся на пути препятствия.
Уже доносились крики улан. Жану явственно послышались слова, от которых закипела вся его кровь:
— Подколем свинью!.. Подколем!
«И никаких возможностей подстрелить этих свирепых зверей!» — вздохнул он.
Фанфан, следивший за левым отрядом, радостно крикнул:
— Не порть себе кровь, хозяин!.. Обогнали! Пройдем!
Однако правая группа приближалась с молниеносной быстротой. Дорога, правда, немного улучшилась, но велосипедисты начали уже выдыхаться.
Фи-ю-ю-ю!.. Фи-ю-ю-ю!.. — просвистели пули.
Это открыл огонь левый, отставший отряд. Не столько ради того, чтобы подстрелить беглецов, сколько в расчете на то, что они испугаются, потеряют самообладание, необходимое при быстрой езде, и свалятся с велосипедов.
Но капитану Сорвиголове и Фанфану была чужда такого рода слабость, они давно привыкли к подобной музыке.
Вдали показались окруженные деревьями строения, до них всего километра два. Якобсдаль! Еще пять минут этого адского хода — и они спасены.
Левый отряд мчался за ними следом, правый находился всего в ста пятидесяти метрах от дороги.
— Поддай, Фанфан, поддай!
— Жарь! Жарь!.. — подхватил парижанин.
Англичане взревели от ярости: бесстрашные мальчишки пронеслись буквально под самым их носом. А тут еще разгоряченные кони правого отряда перемахнули по инерции через дорогу и проскакали метров пятьдесят, прежде чем их удалось остановить. Но кавалеристы не мешкали. Круто повернув лошадей, они продолжили преследование.
Расстояние, отделявшее велосипедистов от Якобсдаля, сокращалось буквально на глазах. Но в окрестностях этого городка дорога, к несчастью, оказалась истоптанной и изрытой стадами, и молокососам пришлось замедлить ход.
Внезапно велосипед Жана попал в засыпанную пылью яму, заднее колесо занеслось на полном ходу, и Сорвиголова, подскочив в воздух, перекувырнулся и, пролетев метров шесть, растянулся в грязной выбоине.
