От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов
Черчилль и позднее гордился Фултонской речью, полагая что ею начал новую эпоху в мировой политике. Выступая в палате общин 28 сентября 1950 года, он без лишней скромности заявит:
– Речь в Фултоне, вначале ставшая объектом суровой критики, затем превратилась в основополагающую концепцию, которая была принята по обе стороны Атлантики всеми ведущими партиями.
Если целью Трумэна и Черчилля было спровоцировать Сталина на разрыв, то она была, безусловно, достигнута.
Советский лидер был немедленно проинформирован о содержании фултонской речи и обстоятельствах ее произнесения через сообщения ТАСС и шифротелеграммы из посольства (полный тассовский перевод речи лежал на столах руководителей страны уже утром 6 марта).
Пару дней – в характерной для него осторожной манере – Сталин выжидал, следя за заявлениями в Вашингтоне и реакцией мировой прессы. «Сталин тогда вряд ли знал все закулисные подробности согласования речи Черчилля с американцами, но и общеизвестных обстоятельств было вполне достаточно (тем более – при сталинской подозрительности), чтобы усомниться в трумэновской версии „полного неведения“, – замечает Печатнов. – С точки зрения Сталина, речь могла идти в лучшем случае о попустительстве со стороны Белого дома, а в худшем – о его преднамеренном сговоре с Черчиллем». Возрождался «угрожающий призрак англо-американского блока против СССР, который еще недавно казался в Москве маловероятным. Соединение же американской военно-экономической мощи и атомного оружия с глобальной стратегической инфраструктурой Британской империи не сулило для СССР ничего доброго (недаром и Сталин, и Молотов при чтении перевода речи Черчилля особенно подчеркнули именно эти ее пассажи). К этому силовому измерению добавлялся фронтальный идеологический вызов, впервые за последние годы столь отчетливо и резко брошенный англосаксами».
Американско-российский историк Владислав Зубок замечал: «Сталин и Молотов не могли не понимать, во что может вылиться англо-британский союз с геополитической точки зрения: экономический потенциал Америки и ее ядерная монополия в сочетании с военными базами Британской империи, расположенными по всему земному шару, – эта комбинация ставила Советский Союз в опасное окружение».
В «Правде» 8 марта появилась подобранная корреспондентами информация о критике речи Черчилля в США и Великобритании. 11 марта в «Правде» же были напечатаны развернутое изложение почти всей речи – на четырех полосах – и большая редакционная статья «Черчилль бряцает оружием». Ключевая фраза (переведенная как «железная завеса») была названа клеветой, а планы Черчилля – оторванными от реальности («широк размах г-на Черчилля, да хватит ли силенок?»).
Академик Евгений Тарле 12 марта в сверхжесткой статье в «Известиях» напомнил, что не Черчилль придумал термин «железный занавес», его использовал Геббельс в газете «Рейх» 24 февраля 1945 года, когда утверждал, что с продвижением Красной армии железный занавес упадет на немецкие земли. И Черчилль, как мы знаем, использовал его не впервые.
Сталин 13 марта дает интервью «Правде», Он явно накладывал новую программу Черчилля на хорошо в Москве известный план «Немыслимое».
«Вопрос. Как Вы оцениваете последнюю речь г. Черчилля, произнесенную им в Соединенных Штатах Америки?
Ответ. Я расцениваю ее как опасный акт, рассчитанный на то, чтобы посеять семена раздора между союзными государствами и затруднить их сотрудничество.
Вопрос. Можно ли считать, что речь г. Черчилля причиняет ущерб делу мира и безопасности?
Ответ. Безусловно, да. По сути дела, г. Черчилль и его друзья поразительно напоминают в этом отношении Гитлера и его друзей. Гитлер начал дело развязывания войны с того, что провозгласил расовую теорию, объявив, что только люди, говорящие на немецком языке, представляют полноценную нацию.
Г-н Черчилль начинает дело развязывания войны тоже с расовой теории, утверждая, что только нации, говорящие на английском языке, являются полноценными нациями, призванными вершить судьбы мира. Немецкая расовая теория привела Гитлера и его друзей к тому выводу, что немцы, как единственно полноценная нация, должна господствовать над другими нациями. Английская расовая теория приводит г. Черчилля и его друзей к тому выводу, что нации, говорящие на английском языке, как единственно полноценные, должны господствовать над остальными нациями мира.
По сути дела г. Черчилль и его друзья в Англии и США предъявляют нациям, не говорящим на английском языке, нечто вроде ультиматума: признайте наше господство добровольно и тогда все будет в порядке, – в противном случае неизбежна война.
Но нации проливали кровь в течение пяти лет жестокой войны ради свободы и независимости своих стран, а не ради того, чтобы заменить господство гитлеров господством черчиллей. Вполне вероятно поэтому, что нации, не говорящие на английском языке и составляющие вместе с тем громадное большинство населения мира, не согласятся пойти в новое рабство.
Трагедия г. Черчилля состоит в том, что он, как закоренелый тори, не понимает этой простой и очевидной истины.
Несомненно, что установка г. Черчилля есть установка на войну, призыв к войне с СССР. Ясно также и то, что такая установка г. Черчилля несовместима с существующим союзным договором между Англией и СССР…
Вопрос. Как Вы расцениваете ту часть речи г. Черчилля, где он нападает на демократический строй соседних с нами европейских государств и где он критикует добрососедские взаимоотношения, установившиеся между этими государствами и Советским Союзом?
Ответ. Эта часть речи г. Черчилля представляет смесь элементов клеветы с элементами грубости и бестактности… Г-н Черчилль квалифицирует все это как не имеющие границ „экспансионистские тенденции“ Советского Союза… Не требуется особого труда, чтобы показать, что г. Черчилль грубо и беспардонно клевещет здесь как на Москву, так и на поименованные соседние с СССР государства… Бывает, что иные люди не могут не клеветать, но надо все-таки знать меру…
Нельзя забывать следующего обстоятельства. Немцы вторглись в СССР через Финляндию, Польшу, Румынию, Венгрию. Немцы могли произвести вторжение через эти страны потому, что в этих странах существовали тогда правительства, враждебные Советскому Союзу… Спрашивается, что может быть удивительного в том, что Советский Союз, желая обезопасить себя на будущее время, старается добиться того, чтобы в этих странах существовали правительства, лояльно относящиеся к Советскому Союзу? Как можно, не сходя с ума, квалифицировать эти мирные стремления Советского Союза как экспансионистские тенденции нашего государства?
Господин Черчилль утверждает дальше, что „коммунистические партии, которые были очень незначительны во всех этих восточных государствах Европы, достигли исключительной силы, намного превосходящей их численность, и стремятся всюду установить тоталитарный контроль, полицейские правительства превалируют почти во всех этих
