Эсташ Черный Монах - Виталий Дмитриевич Гладкий
Именно это обстоятельство и привело его в монастырь…
Домой он добрался без приключений. Первым делом Эсташ избавился от своего тяжелого багажа, который вызвал досужие разговоры среди матросов купеческого судна, которое доставило его в порт Булонь-сюр-Мер. Ушлые морячки сразу заподозрили, что одетый в черное одеяние молодой человек везет с собой кучу денег в двух объемистых кожаных мешках. А иначе почему он не доверил шипбою перенести его вещи в пассажирскую каюту?
За место на судне Эсташ заплатил щедро. Капитан совершенно не сомневался, что перед ним богатый путешественник, дворянин. Возможно, даже рыцарь какого-нибудь монашеского ордена. Поэтому он был весьма предупредителен с юношей и Эсташ кормился с капитанского стола. Что касается матросов, то они остерегались даже приближаться к странному пассажиру. Его бледное лицо было бесстрастным и неулыбчивым, взгляд неподвижен и суров, а у тех, кому случалось заглянуть в глаза молодому человеку, мороз пробегал по коже.
К тому же пассажир был вооружен длинным мечом и без кольчуги на палубе не появлялся. Конечно, она была скрыта под одеждой, но опытных мореплавателей, которым не раз приходилось сражаться с пиратами, не проведешь. Эсташ готов был драться за золотые мараведи, которые находились в мешках, до последней капли крови, и это чувствовалось сразу.
Потому даже нечистые на руку члены экипажа купеческого судна (а такие, конечно же, были) не решались проверить вещи загадочного молодого человека, тем более что он всегда запирал свою каюту на замок.
В порту, даже не заехав домой (чтобы у отца не возникли вопросы на предмет происхождения огромных деньжищ, тогда как его сын-школяр, по идее, должен был приехать гол как сокол), Эсташ первым делом разыскал Пьера Фарино. Только ему он мог доверить свои сокровища.
Капитан был честен и с друзьями бескорыстен. А с Эсташем, несмотря на большую разницу в годах, Пьер Фарино подружился. Похоже, он чуял, что его шипбой в будущем станет человеком незаурядным.
Эсташ решил пустить деньги в оборот. Держать их в тайнике было глупо. Да и опасно. Неровен час, найдется какой-нибудь ушлый воришка, не обделенный удачей, и тогда плакали его денежки.
Конечно, они были получены неправедным путем, но кто уверен в том, что Иосеф ал-Фахар скопил их честным путем, пусть первым бросит в меня камень, утешал себя Эсташ библейской притчей. А связаться с ростовщиками, чтобы получать свои проценты от сделок, представлялось ему невозможным.
Ростовщики и менялы были еще теми хитрецами, и его мараведи могли просто исчезнуть, раствориться в их жадных руках. И попробуй потом докажи на суде свою правду. У ростовщика найдется тысяча хитрых уловок и доказательств, благодаря которым он выйдет сухим из воды. Тем более, что судьи были падки на мзду, а денег такой «партнер» на подкуп власть имущих не пожалеет.
Другое дело – арматор Пьер Фарино. Во-первых, его порядочность не вызывала никаких сомнений. Во-вторых, обмануть сына булонского пэра – себе дороже. При всем том сеньор Бодуэн Баскет обладал немалым авторитетом и большими возможностями наказать наглеца, который осмелился обидеть его чадо. И в-третьих, Эсташ и сам мог отомстить арматору, если тот поступит с ним нечестно.
Поэтому, все-таки припрятав часть денег на «черный» день, чтобы они всегда были под рукой, Эсташ и отправился к Пьеру Фарино. Сказать, что капитан удивился, когда его бывший шипбой-сеньор высыпал на стол перед ним груду золотых мараведи, это значило не сказать ничего. Он был поражен.
Но Пьер Фарино, который нередко превращался из добропорядочного купца в жестокого и вероломного пирата, был мудр; он сделал вид, что всего лишь рад неожиданной встрече и предложению Эсташа пустить его деньги в оборот. И даже не поинтересовался, откуда такое богатство.
Быстро обговорив условие сделки (при этом капитан был поражен познаниями молодого человека в таких делах; откуда?), они сели бражничать – отмечать встречу и «обмывать» договор. И здесь Эсташ удивил старого морского волка – он пил много, наравне с арматором, который хотел таким нехитрым способом развязать юноше язык, но не пьянел. Слишком сильным было его внутреннее напряжение…
Появление Эсташа в родном доме вызвало переполох. Так скоро его никто не ждал. Естественно, отец возмутился из-за того, что сын не исполнил отцовский наказ – не привез никаких бумаг, подтверждающих его статус знатока многих иностранных языков, который с успехом прошел обучение в знаменитой толедской школе. Но тут Эсташ всучил старику в руки увесистый кошелек с серебряными денье и с постным видом промямлил, что эти деньги он сэкономил, памятуя о нелегком финансовом положении семьи.
Поскольку из дому поступлений больше не намечалось, а плата за обучение значительно подорожала, Эсташ благоразумно решил, что ему достаточно тех знаний, которые он уже получил, и возвратился в Булонь. (Он врал так вдохновенно, что едва сам себе не поверил.)
Тут сеньор Бодуэн Баскет смутился, отвел строгий отцовский взгляд в сторону и сказал свое знаменитое: «Кгм! М-да… Кх-кх!..», означавшее, что в семье опять весьма затруднительное финансовое положение. На этом разговор, который мог стать для Эсташа серьезной выволочкой, закончился. «Сэкономленным» серебром сына пэр с большим удовольствием заткнул денежные дыры, семья наконец стала нормально питаться, и жизнь покатилась своим чередом.
Что касается самого юноши, то он стал затворником. Его не интересовали ни морские прогулки, ни рыбная ловля, ни охота, ни встречи с товарищами, ни разные забавы, до которых прежде он был весьма охоч. Эсташ закрылся в своей комнате и днями лежал в постели, бездумно уставившись в потолок. Он уже почти не вспоминал Абаль; возлюбленная стала казаться ему грезой, прекрасными видением, которое посетило его на берегу Тахо в предзакатное время.
В такие моменты воздух над Толедо уплотнялся, небо расцветало невиданными красочными узорами, а испарения от реки и туман, поднимавшийся над водой, превращали уход солнца на покой в красивейшее зрелище. На огромном цветном экране небосклона возникали и исчезали фантасмагорические фигуры, большей частью прозрачные; они жили недолго, но оставляли незабываемое впечатление.
А когда Эсташ засыпал, его начинали мучить кошмарные сновидения. Злобные хари протягивали к нему когтистые птичьи лапы, слышались разные голоса – от хриплого речитатива до противного визга, перед смущенным взором юноши появлялась бездонная пропасть, на дне которой текла огненная река. Какая-то невидимая сила подталкивала его к краю этой бездны; он отчаянно упирался, но все было тщетно, и Эсташ с криком начинал падать вниз.
Эсташ летел, как раненая птица, временами взмывая
