Львиное сердце. Под стенами Акры - Пенман Шэрон

На следующее утро тело Ричарда онемело и болело куда сильнее, чем ему хотелось признать, и он был рад, что на среду выпал день отдыха. Но король озаботился тем, чтобы появляться почаще на людях, убеждая их в несерьезности полученной раны. Он вскоре убедился, что воины тоже беспокоятся насчет Арсуфского леса. Когда до него дошел слух, будто сарацины намерены поджечь лес, как только крестоносцы вступят в него, Ричард понял, как надо действовать. После полудня он вызвал к себе Онфруа де Торона и приказал отправляться под флагом перемирия во вражеский лагерь и сказать, что английский король хочет обсудить условия мира с братом султана.

Онфруа удивился, но повиновался и передал сообщения передовому посту саладинова войска. Командир авангарда, Алам ад-Дин Сулейман ибн-Жандар, без промедления послал весть султану. Салах ад-Дин изумился не меньше Онфруа, но с готовностью откликнулся на предложение.

— Постарайся затянуть переговоры с франками, — наказал он брату. — Пусть остаются где есть до тех пор, пока к нам не подойдут ожидаемые подкрепления туркоманов[3].

Была достигнута договоренность, что Ричард и аль-Адиль встретятся на рассвете следующего дня.

Когда Ричард и Онфруа выехали из лагеря в сопровождении всего горстки рыцарей и направились к условленному месту встречи с Малик аль-Адилем, небо было окутано жемчужным туманом. Заметив приближающихся сарацинских всадников, король велел своим обождать, а сам вместе с Онфруа перевел коней на шаг.

— Я удивлен, что Саладин не стал настаивать на собственном толмаче, — произнес Ричард после нескольких минут молчания. — Похоже, он очень доверяет тебе, парень.

Де Торону было жаль, что английский король поднял эту тему, но ему даже в голову не приходило солгать.

— Я попал под Хаттином в плен, монсеньор, — спокойно ответил молодой человек. — Моя госпожа матушка предложила отдать замки Керак и Монреаль в обмен на мою свободу. Саладин согласился, однако гарнизоны крепостей отказались подчиниться приказу матери. Поскольку мы не исполнили свою часть сделки, я вернулся и сдался султану. Тот сказал, что я поступил честно, и спустя несколько месяцев освободил меня без выкупа.

Онфруа посмотрел на собеседника, ожидая насмешек, но увидел, что Ричард улыбается.

— Хороший поступок, — сказал король, и Онфруа покраснел — так непривычно было ему слышать похвалу.

— Иные утверждают, что клятва, данная неверному, ничего не стоит, — признался де Торон. — И считают меня дураком за то, что я исполнил свое обещание.

— Это они дураки. Ага, вот и он.

Аль-Адиль восседал на гнедом жеребце под стать Фовелю красотой и был одет в элегантную тунику из алой шелковой парчи. Ричард слышал, что этот наряд называется казаганд и под тканью находится кольчуга. По возрасту брат султана был ровесником Конраду Монферратскому — лет примерно сорок пять. Волосы турка прятались под кольчужным капюшоном, лицо было бронзовым от загара, а в темных глазах светились ум, осторожность и любопытство. Он явно был искусным наездником, потому как без труда справлялся с норовистым скакуном, прядавшим ушами при виде других коней. Когда Онфруа разразился официальным приветствием, аль-Адиль ответил не сразу и все это время пристально наблюдал за Ричардом.

— Мы обменялись обычными любезностями, — пояснил де Торон. — Но потом он сказал, что вы с ним почти встретились десять дней назад, первого шабана. Мусульманский календарь отличается от нашего. Это должно было быть...

Рыцарь погрузился в вычисления, но Ричард уже сообразил.

— В воскресенье, двадцать пятого. Значит, это он командовал войсками. Передай брату султана, что он непременно познакомился бы со мной тогда, кабы промедлил еще немного.

Хотя Онфруа свободно владел французским и арабским, подобная колючая ирония ускользала от него. Ему никак не удавалось научиться разговаривать на этом саркастичном, подчас загадочном языке людей вроде Ричарда. По ведомой одному Всевышнему причине Онфруа появился на свет, будучи напрочь лишенным апломба и бравады, казавшимися непременным условием выживания мужчин в их мире. Переводя взгляд с одного собеседника на другого, молодой человек чувствовал, что английский король и брат султана наслаждаются этой словесной дуэлью, но не мог понять почему. Он послушно продолжал переводить, но следующий вопрос аль-Адиля совершенно сбил его с толку.

— Милорд, он спрашивает, действительно твой конь — это знаменитый Фовель?

Лицо Ричарда оставалось непроницаемым, но в глазах появился огонек.

— Турок дает понять, как много ему известно про нас. Скажи, я польщен тем, что сарацины так мной интересуются, но пора уже поговорить о мире. С обеих сторон гибнут храбрые воины. Если мы придем к соглашению, никому не придется больше умирать.

— Он желает знать, каковы твои условия, — перевел Онфруа короткий и конкретный ответ аль-Адиля.

— Передай, что они просты: его брату султану следует покинуть Утремер и возвратиться в свои земли в Египте и Сирии.

Онфруа повернулся в седле и уставился на Ричарда. Такое поведение насторожило аль-Адиля, и все-таки он был удивлен, когда де Торон медленно перевел ему требование Львиного Сердца. Турок ошеломленно воззрился на английского короля, затем его карие глаза блеснули пламенем.

— Он говорит, что если таков франкский юмор, то его вряд ли можно назвать смешным.

— Что ж, может статься, сарацин оценит этот юмор, когда окажется у себя дома в Каире или Дамаске.

Аль-Адиль развернул коня, бросил через плечо какую-то резкую ремарку и галопом помчался к поджидающей свите.

— Мне стоит просить тебя перевести последнюю фразу? — поинтересовался король и ухмыльнулся, когда Онфруа покачал головой.

Затем Ричард развернул Фовеля, и де Торон поспешил последовать его примеру. Поравнявшись с английским королем, молодой человек сделал то, чего не делал никогда прежде: потребовал ответа.

— Думаю, что я заслужил права спросить, милорд. В чем состоял смысл этой встречи? Явно ведь не в том, чтобы поговорить о мире?

— Думаю, ты не поверишь, если я отвечу, что мне просто любопытно было поглядеть на этого человека? — Ричард лукаво усмехнулся, а потом продолжил: — Скажи, Онфруа, как перевести на арабский слово «уловка»? Едва вернувшись в лагерь, мы выступим. Наша армия уже собралась и готова. Пока брат Саладина скачет к султану с докладом об исходе нашей встречи, мы уже войдем в Арсуфский лес.

Салах ад-Дин не ожидал, что крестоносцы зададут такой неспешный, размеренный ритм марша, и провизия стала подходить к концу, поскольку султан не рассчитывал провести в походе столько времени. Продолжая подбирать место для битвы, он сновал взад-вперед с такой скоростью, что часть его людей заблудилась в Арсуфском лесу, и ему пришлось остановиться и дожидаться их подхода на следующий день. Ожидая вестей от аль-Адиля о встрече с английским королем, Саладин велел своему обозу отправиться на юг, потом передумал и отозвал его назад, так как не был уверен, останется ли противник в лагере или продолжит путь на юг. Баха ад-Дин сообщает, что всю ту ночь в их лагере царило большое смятение.

Уловка Ричарда сработала — крестоносцы благополучно прошли через Арсуфский лес и остановились у реки Расколотой Скалы, где их фланг был защищен непроходимым болотом. От Яффы их отделяло теперь менее двадцати миль. Но франки знали, что впереди лежит открытая равнина, идеальное место для битвы. Следующий день они оставались у реки, и когда наступили сумерки, можно стало различить вдалеке огни вражеского лагеря. Немногие в обеих армиях спали в ту ночь безмятежным сном.

ГЛАВА VIII. Лагерь у реки Расколотой Скалы

Ричард выступил на середину шатра. В шатре собрались его военачальники: великие магистры и маршалы тамплиеров и госпитальеров; Лузиньяны и те из пуленов, которые не передались Конраду Монферратскому; кузены Генрих и Андре; братья де Пре, которым доверен был королевский штандарт; бароны и епископы Англии, Нормандии, Анжу, Бретани, Фландрии и Франции. Интересно, подумалось королю: не держат ли этим вечером военный совет и Саладин с братом?