Луи Буссенар - Жан Оторва с Малахова кургана

Питух, всегда отличавшийся незаурядной наблюдательностью, прошептал Оторве:

— Они в сапогах… Шлеп-шлеп! — слышно по звуку…

— Ты прав!

— Значит, это русские.

— Ну, мы им устроим встречу! — добавил сержант Буффарик, который добровольно присоединился к дозору.

Зуавы — превосходные солдаты — мигом выстроились в цепочку и выставили штыки. Русские беспорядочно, вслепую бросились на них. Произошла короткая рукопашная, раздались предсмертные выкрики, затем какой-то приказ на незнакомом языке. На земле осталось человек пятьдесят убитых и раненых врагов. Остальные отступили вдоль стены кладбища, и зуавы бросились преследовать их по пятам.

Монументальные решетчатые ворота с пиками наверху служили входом на кладбище, высокая каменная ограда которого уцелела во время бомбардировки. Ворота не были заперты. Отступающие, видимо, знали об этом, они поспешно проскользнули на кладбище и заперли за собой ворота.

— А ну! — закричал Оторва. — Смелей! Они не уйдут!

С ружьем на перевязи он попытался первым перелезть через ворота. Жан вскарабкался по перекладинам, но пики на воротах остановили его.

— Осторожней, — съязвил Питух, — порвешь штаны, и получится шокинг[173], как говорят наши друзья-англичане.

Оторва, раздосадованный, слез с решетки и предложил товарищам:

— Полезем через стену! Они заперты там, как в клетке. Сейчас мы позабавимся.

Самые рослые из зуавов стали вплотную к стене и подставили спины товарищам. Те, забравшись наверх, размотали шерстяные пояса и спустили их вниз. Оставшиеся на земле ловко взобрались по ним наверх. Все это проделывалось без шума, без лишних слов, четко, спокойно. Не хуже индейцев на тропе воины.

— Ложись! — вполголоса скомандовал Оторва.

Приказ передали по цепочке от одного к другому и тут же выполнили. В ожидании ружейных выстрелов зуавы лежали на стене не шевелясь, стараясь слиться с линией горизонта, над которой даже в темноте становится заметен любой силуэт. Все передвижения заняли, по крайней мере, десять минут.

Но странное дело — на кладбище, где скрылись растерянные беглецы, стояла полная тишина. Вероятно, русские укрылись, готовясь к новой схватке.

Тишина тревожила больше, чем ружейная стрельба. Оторва спрыгнул со стены, тщательно осмотрел и ощупал землю под стеной и убедился в том, что внизу не было ни естественных помех, ни неприятельских ловушек. Задрав голову, он вполголоса скомандовал:

— Потихоньку спускаться!

С ружьями на перевязи, заткнув штыки за портупеи, солдаты спрыгнули вниз и собрались вокруг своего командира.

Зуавы, любители приключений, неизвестности и опасностей, жаждали раскрыть тайну. Воображение рисовало им очередную кровавую стычку.

Кладбище представляло из себя прямоугольник длиной метров в четыреста и шириной около ста. Оторва решил, что обшарить все кладбище даже в темноте будет нетрудно. Он располагал сорока пятью бойцами, не считая его самого, и расставил их по одной линии на расстоянии двух с небольшим метров друг от друга.

Раздался приказ: примкнуть штыки, двигаться прямо вперед, сохраняя интервалы, колоть направо и налево все, что покажется подозрительным, и ни в коем случае не стрелять. Все это Жан произнес тихим голосом, после чего занял место в середине цепи. Сигнал к выступлению дал Питух — стоя рядом с Оторвой, он насвистывал марш полка:

…Трах, и спряталось село.Шакалов снова принесло.

И «шакалы» Второго зуавского двинулись, штыки наперевес, вслушиваясь во все шорохи, готовые к атаке.

Они ступали, ощупывая почву, касаясь крестов и надгробных памятников, так близко друг от друга, что ни одно человеческое существо не могло бы проскользнуть между ними.

Они шли, обшаривая все вокруг, насторожив слух. Ничего! Ни шума, ни шелеста, ни дыхания. Через четверть часа, тщательно прочесав местность и ничего не обнаружив, бойцы подошли к противоположной стене.

— Фиг с маслом! — воскликнул Питух.

— Остались с носом! — проворчал Буффарик.

Оторва раздумывал с минуту и затем сказал товарищам, окружившим его:

— Пятьдесят человек не могут исчезнуть, как горсть орехов… Тут какая-то тайна, и я ее разгадаю. Здесь нам больше делать нечего… Скоро час ночи… возвращаемся в лагерь!

ГЛАВА 4

В кармане у мертвеца. — Измена доказана. — Один! — На кладбище. — Снова Дама в Черном. — Оторва на посту. — Что он слышал. — Под алтарем русской часовни.

Вернувшись в траншею, Оторва тотчас узнал у своего друга, капитана Шампобера, о случившемся за время его отлучки. Жан слушал внимательно, не прерывая командира, и спросил, когда тот кончил рассказ:

— Значит, русские ответили часовому по-французски?

— Именно так.

— Сказали, что они франтиреры Второго зуавского полка и произнесли пароль — «Маренго»?

— Ну да.

— Стало быть, они были осведомлены о существовании Адского дозора и знали о нашей вылазке.

— Да!

— Капитан, вы позволите мне взглянуть на тело того офицера, которого вы сразили ударом сабли?

Шампобер показал на носилки, на которых виднелась темная масса, укрытая коричневой накидкой. Оторва снял с крюка зажженный фонарь и дал его одному из канониров со словами:

— Приятель, не в службу, а в дружбу, посвети мне, пожалуйста!

Подойдя к трупу, молодой человек поднял накидку и расстегнул задубевший от застывшей крови мундир.

— Оторва, что вы делаете? — вскрикнул с укоризной капитан.

— Обыскиваю московца!

— Перед вам же мертвый враг! Вы всегда отличались великодушием!

— Капитан, я командир разведчиков. У меня трудные обязанности, и мне не до сантиментов. Враг проник сюда, похитив пароль. Предательство привело к потере людей и пушек… Предполагаю, что секрет этой низости у него в кармане. Мой долг — обыскать убитого, и я делаю это с чистой совестью.

Не переставая говорить, Жан обшарил карманы мундира и сначала вытащил бумажник. В бумажнике лежали письма на имя графа Соинова, офицера флота, и его же визитные карточки, все на французском языке.

— Это не то, — сказал зуав, возвращая бумажник на место.

Во внутреннем кармане, снабженном застежкой, его пальцы нащупали что-то еще, и он вытащил большой конверт с печатью, из тех, которыми пользовался штаб французских соединений. На лицевой стороне конверта красовался штемпель: Экспедиционный корпус Крыма. Главный штаб.

— Ну что, я прав? — спросил Оторва, раскрывая конверт.