Артур Дойл - Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)
Было около двух ночи, когда я почувствовал удушье. Я попытался вскочить на ноги, но нечто держало меня и не давало пошевелиться. Мне оставалось лишь биться на месте, как стреноженной лошади. Мои лодыжки, колени и запястья были туго связаны. Лишь глаза были свободны. У изголовья кровати в тусклом свете португальской лампы я увидел аббата и хозяина таверны.
Вечером лицо хозяина выглядело просто глупым и испуганным. Сейчас надо мной нависла жестокая и злобная рожа. Никогда еще мне не приходилось видеть такого отвратительного мерзавца. В руке у него блестел длинный нож. Аббат же старался держаться с достоинством. Однако его монашеская сутана было распахнута, и из-под нее виднелся черный мундир с аксельбантами, как у английских офицеров. Он смотрел прямо на меня, опершись о спинку кровати, и молча смеялся, надавив на нее изо всех сил.
– Уверен, вы простите мое веселье, дорогой полковник, – сказал он. – Когда вы сообразили, что произошло, ваше лицо приобрело интересное выражение. Не сомневаюсь, что вы отличный солдат, но вряд ли вам по силам потягаться в хитрости с маршалом Миллефлером. Именно так ваши ребята прозвали меня. Вы, очевидно, недооценили меня, что доказывает отсутствие у вас достаточной проницательности. Разве что мой тупоголовый соотечественник, английский драгун, менее вас компетентен в серьезном деле.
Представьте, что я чувствовал, выслушивая эти высокомерные разглагольствования. Негодяй выражался в снисходительной цветистой манере. Очевидно, именно ей он был обязан своим прозвищем. Я ничего не отвечал, но они, должно быть, прочитали угрозу в моих глазах. Хозяин гостиницы шепнул что-то своему компаньону.
– Нет, нет, дорогой Шенье. Он намного более ценен живым, – ответил Миллефлер. – Кстати, полковник, ваше счастье, что у вас такой крепкий сон. Вздумай вы поднять тревогу, мой друг, который не блещет хорошими манерами, без сомнения, перерезал бы вам глотку. Советую не злоупотреблять его терпением, потому что сержант Шенье, служивший ранее в Седьмом полку императорской легкой пехоты, человек куда более опасный, нежели капитан Алексис Морган из гвардии Его Величества.
Шенье самодовольно ухмыльнулся и потряс ножом. Меня же окатила волна презрения, когда я подумал, как низко способен опуститься солдат армии императора.
– Вы будете удивлены, когда узнаете, – произнес маршал своим учтивым тихим голосом, – что за обеими вашими колоннами следили с того самого момента, как вы покинули лагерь. Согласитесь, что мы с Шенье сыграли свои партии превосходно. Мы подготовились к вашему появлению в аббатстве, хотя надеялись заполучить эскадрон целиком вместо половины. Когда ворота захлопнутся за вашими друзьями, они обнаружат себя в весьма милом средневековом дворе, из которого нет выхода. Из бойниц в стенах на них будут направлены сотни мушкетов. Им придется выбирать: либо умереть на месте, либо сдаться. Между нами: я не имею ни малейшего сомнения, что они предпочтут смерти сдачу в плен. Но так как вы, безусловно, заинтересованы в происходящем, то предлагаю вам пройтись со мной. Думаю, что вы найдете в аббатстве своего титулованного друга с таким же вытянутым лицом, что и ваше.
Два негодяя шепотом стали переговариваться между собой. Насколько я понял, они обсуждали, как наилучшим образом избежать моих караульных.
– Я проверю, чтобы удостовериться, что по другую сторону амбара никого нет, – произнес наконец маршал. – Вы останетесь здесь, дорогой Шенье. Если пленник станет доставлять хлопоты, вы знаете, что делать.
Итак, мы остались вдвоем: я и чудовищный ренегат. Он сидел на краю кровати. Нож тускло отсвечивал в его руке при свете коптящей масляной лампы. А я, оглядываясь назад, могу лишь удивляться, как тогда не сошел с ума от досады и угрызений совести. Я лежал абсолютно беспомощный на кровати, не имея возможности крикнуть или хотя бы пошевелить пальцем. Мои пятьдесят храбрецов были рядом, но я не мог даже подать им знак. Они и не догадывались, в каком отчаянном положении их командир. Я не впервые попадал в плен; но чтобы вот так оказаться в руках изменников и под градом насмешек, одураченным их наглыми главарями, быть загнанным в аббатство! Нет, этого я не мог вынести. Нож этого мясника не мог заставить меня страдать сильнее.
Я попытался ослабить веревки на лодыжках и запястьях, но меня скрутили не новички. Веревки не поддавались ни на дюйм. Затем я попытался вытолкнуть изо рта носовой платок, однако сидящий на кровати страж поднял нож с таким угрожающим возгласом, что я вынужден был отступить. Я лежал и смотрел на его бычью шею, раздумывая над тем, повезет ли мне когда-нибудь, чтобы затянуть на ней петлю. Вдруг в коридоре раздались шаги. Лестница заскрипела под ногами. Что скажет разбойник, когда вернется? Если он обнаружит, что меня невозможно похитить, то просто убьет на месте. Но мне уже было все равно. Я посмотрел на дверь с вызовом и презрением, которые не мог выразить словами. Представьте себе мое удивление, друзья, когда вместо долговязой фигуры и смуглого ненавистного лица капуцина я увидел серый ментик и пышные усы унтер-офицера Папилета!
Французского солдата в те времена было нелегко застать врасплох. Папилету стоило лишь скользнуть глазами по моей связанной фигуре и зловещей роже за моей спиной, как он все понял.
– Что за черт! – зарычал он и выхватил из ножен длинную саблю.
Шенье бросился на него с ножом, но затем отпрянул назад и попытался всадить нож мне в сердце. Я успел вывернуться от него на другой край кровати. Лезвие поцарапало мне бок и прошило насквозь одеяло и простыню. Секундой спустя я услышал глухой удар, тяжелое падение, а затем почти одновременно на пол упал другой предмет, намного легче, но тверже, и закатился под кровать. Я не пугаю вас жуткими подробностями, друзья? Достаточно будет сказать, что Папилет являлся одним из лучших рубак в полку, его сабля была тяжела и остра. Разрезая веревки, опутывающие меня, он оставил кровавые полоски на запястьях и лодыжках.
Когда сержант вытянул кляп у меня изо рта, я первым делом расцеловал его покрытые шрамами щеки. Затем справился: все ли в порядке с людьми? Да, не было повода беспокоиться. Оден только что сменил его, и Папилет отправился ко мне доложить. Видел ли он аббата? Нет, не видел. Тогда нам следует организовать кордон, чтобы пресечь попытку к бегству. Я торопливо отдавал приказы, как вдруг услышал медленные выверенные шаги внизу, а затем скрип лестничных ступенек.
Папилет сразу все понял.
– Не убивай его, – успел прошептать я и спрятался в густой тени за дверью.
Папилет припал к полу напротив. Шаги раздавались все выше и выше. Каждый шаг отдавался в моем сердце. Он еще не успел переступить порог, как мы бросились на него, словно волки на оленя. Мы втроем свалились на землю. Он сражался, как тигр, с такой невероятной силой, что, казалось, вот-вот вырвется от нас. Трижды ему удавалось подняться на ноги и трижды мы валили его на землю. В конце концов Папилет пригрозил, что пустит в ход саблю. У того хватило ума понять, что он проиграл, и остался лежать, пока я связывал его теми же веревками, которые только что врезáлись в мое тело.
