Артур Дойл - Подвиги бригадира Жерара. Приключения бригадира Жерара (сборник)
– Не вижу другого выхода, – не соглашался я. – Конфланские гусары не настолько многочисленны, чтобы я погнал пол-эскадрона на сорокафутовые стены с пятью сотнями разбойников за ними.
– Я человек мирный, – сказал аббат, – но, думаю, сумею дать вам хороший совет. Я неплохо изучил этих негодяев. Кому, как не мне, удалось бы лучше это сделать? Ведь я провел в этом заброшенном месте целый месяц, наблюдая, что происходит в дорогом мне аббатстве. Хочу подсказать, как бы я поступил на вашем месте.
– Умоляем, расскажите, отец, – воскликнули мы одновременно.
– Вам следует знать, что большие группы дезертиров: французов и англичан – продолжают прибывать в аббатство с оружием в руках. Вот и вам бы притвориться дезертирами и так проникнуть в аббатство.
Меня настолько поразила простота идеи, что я обнял доброго аббата. Но у Барта возникли возражения.
– Все это очень хорошо, – сказал он. – Но если эти негодяи настолько проницательны, как вы их описали, то они не впустят к себе просто так сотню вооруженных людей. Что бы я ни слышал об Алексе Моргане, или как там его называют – маршале Миллефлере, ему не отказать в проницательности и здравом смысле.
– Что же, рискнем, – воскликнул я. – Отправим сначала пятьдесят человек и подождем, пока они смогут открыть нам ворота.
Мы обсуждали план атаки очень долго, стараясь предусмотреть каждую мелочь. Если бы на месте двух молодых кавалерийских офицеров находились Веллингтон и Массена, то и они не смогли бы лучше продумать все детали. Наконец, Барт и я, посоветовавшись, решили, что нам следует разбиться на две группы по пятьдесят человек, притвориться дезертирами и проникнуть в аббатство. Один из нас пойдет с первой группой. Вторая группа будет ждать у ворот рассвета, пока те, кто внутри, не откроют ворота. Правда, аббат оставался при мнении, что опасно дробить наши силы. Но, увидев, что мы оба с ним не согласны, уступил нам.
– Лишь один вопрос я хотел бы задать, – пробормотал он. – Если вы сумеете схватить маршала Миллефлера, этого разбойничьего пса, что вы собираетесь с ним сделать?
– Повесить, – ответил я.
– Слишком легкая смерть! – воскликнул капуцин, и в его глазах загорелся зловещий огонек. – Если б только он попал в мои руки… Но что я говорю? Такие мысли не подобают служителю Господню.
Аббат всплеснул руками, словно человек, сознание которого помутилось от горя, и выбежал из комнаты.
Еще один важный вопрос предстояло решить: французам или англичанам достанется честь первыми вступить в аббатство. Клянусь честью, вы просите слишком много у Этьена Жерара в такое время в таком месте. Он никогда никому не уступит! Но бедняга Барт просил так горячо. Что представляли собой несколько потасовок, в которых он принял участие, по сравнению с моими семьюдесятью четырьмя битвами? В конце концов я уступил. Мы едва успели хлопнуть по рукам, как вдруг снаружи раздались крики, шум борьбы и проклятия. Барт и я выхватили сабли, справедливо полагая, что разбойники напали на нас.
Можете представить наши чувства, когда при свете фонаря, который висел на крыльце, мы увидели гусар и драгун, смешавшихся в одну большую кучу. Красные и голубые мундиры, шлемы и кивера виднелись то тут то там. Солдаты беззаветно тузили друг друга. Мы бросились в самый центр схватки, умоляя, грозя, приказывая. В конце концов нам удалось оттащить их друг от друга. Теперь они стояли, выстроившись в две линии, раскрасневшиеся, испачканные кровью, и свирепо смотрели друг на друга. Они дышали тяжело, словно лошади после утомительной скачки. Лишь обнажив сабли, нам удалось удержать их на расстоянии друг от друга. Бедолага-капуцин стоял на крыльце в своем длинном коричневом одеянии и, подняв руки к небу, молил Господа о милости.
Выяснилось, что именно он стал причиной потасовки. Не понимая натуру солдата, священник сделал несколько замечаний английскому сержанту. Он сказал, что, к сожалению, английский эскадрон не так хорош, как французский. Не успели слова вылететь у него изо рта, как сержант развернулся и ударом увесистого кулака сбил с ног ближайшего гусара. Словно повинуясь сигналу, гусары и драгуны бросились друг на друга, как разъяренные звери. Мы теперь не могли полагаться на наших солдат, поэтому Барт собрал своих людей у крыльца, а я – позади таверны. Англичане беззвучно ругались, наши ребята сжимали кулаки и сыпали проклятиями. Солдаты поступали согласно обычаям своих народов.
Что ж, раз решение было принято, мы хотели незамедлительно претворить его в жизнь, иначе можно было ожидать новой ссоры между нашими солдатами. Барт в сопровождении драгун поскакал к аббатству. Предварительно он сорвал с рукавов золотую шнуровку, стащил воротник и кушак с мундира. Теперь он выглядел как простой солдат. Барт объяснил своим людям, чем им предстоит заняться. Те не стали вздымать вверх руки с оружием или издавать воинственные вопли, как сделали бы на их месте французы, и выражение их бесстрастных чисто выбритых лиц наполнило меня уверенностью. Англичане расстегнули мундиры, запачкали ножны и шлемы. Сбруя висела на лошадях кое-как. Теперь они и впрямь походили на партию дезертиров, которые забыли об армейском порядке и дисциплине. В шесть часов утра они овладеют главными воротами аббатства, и в то же время мои гусары ворвутся внутрь. Мы с Бартом пожали друг другу руки на прощание, и он тронулся в путь. Сержант Папилет с двумя солдатами последовали за англичанами на расстоянии и возвратились через полчаса. Папилет доложил, что после коротких препирательств Барта и драгун, освещаемых фонарями, пропустили в аббатство.
Пока все шло по плану. В ночном небе низко висели облака. Накрапывал мелкий дождик. В такую погоду нас нелегко будет обнаружить. Я выставил постовых на расстоянии двести ярдов в каждом направлении. Часовые должны были уберечь нас от разного рода неожиданностей и не позволить крестьянам, которые могут наткнуться на нас, сообщить новость в аббатство. Оден и Папилет должны были дежурить по очереди, в то время как остальные отдыхали вместе с лошадьми в большом деревянном амбаре. Я обошел посты, удостоверился, что все в порядке, а затем вернулся в таверну, бросился на приготовленную мне хозяином кровать и провалился в глубокий сон.
Вам, безусловно, не раз приходилось слышать, что меня считают образцовым солдатом. Такую оценку давали не только друзья, но и старые вояки, которые принимали участие в тех же кампаниях, что и я. Но честность и скромность заставляют меня признаться, что это не совсем так. Некоторых способностей я напрочь лишен. Конечно, таковых не так и много. В великой армии императора не нашлось бы с десяток офицеров, которые смогли бы стать выше меня на лестнице к совершенству. Я не говорю о храбрости. Об этом лучше скажет тот, с кем я был в бою. Мне часто приходилось слышать, как солдаты у походных костров спорят: кто самый отчаянный смельчак в Великой армии. Некоторым по душе Мюрат, некоторым Лассаль, многие считали непревзойденным храбрецом Нея. Но когда мне задавали этот вопрос, я обычно пожимал плечами и улыбался. Было бы нескромно сказать, что в армии нет храбреца отчаянней, чем бригадир Жерар. Факт остается фактом: человек лучше всего знает самого себя. Но кроме храбрости солдату необходимы другие важные качества. Одно из них: солдат должен быть легок на подъем. А я с самого детства любил поспать. Именно этот недостаток и привел меня к катастрофе в ту ночь.
