Экс на миллион - Greko
— Это не ограбление, а революционная экспроприация! — заорал я с порога.
Банкиры вздрогнули, до конца не проснувшись. Кот взвился в воздух, как валерьянки хлебнул, и исчез в финансовых закромах.
— Бомба! Взорву все к чертовой матери! — поддержал меня забежавший следом Беленцов, потрясая коробкой из-под конфет с торчащим запалом.
Громкий лязг внутреннего засова, красные платки из развязанных бантов, закрывающие нижнюю половину лиц налетчиков, конфетная бомба и браунинг в моей руке убедили кассиров и заведующего, что сегодня не первое апреля, а революционный октябрь.
— Руки в гору! — нагнетал я обстановку.
— Взорву! Взорву! — талдычил свое Сашка. — Какое право имели не поддержать всероссийскую стачку⁈
«Вот отмочил, импровизатор хренов! Как бы и впрямь не учудил дурного! С него станется, с Бодрого», — крякнул я от досады, оглядел проникнувшихся виной банковских работников и успокаивающе произнес:
— Товарищ! Тут уже все всё поняли. Минируй входную дверь.
Беленцов опомнился и вернулся к исполнению наспех набросанного мною плана на берегу, когда вернулся с Николой к моторке.
— Действуем стремительно. Четко выполняем мои указания. Ося остается в лодке стеречь саквояж. Изя с револьвером залезает в кусты малины рядом с кассой и охраняет нам пути отхода по тропинке. В случае опасности — если городовой нарисуется — открывает огонь в воздух. Никого не убивать! Далее. Микола контролирует заднюю дверь и ищет дрын покрепче, чтоб ее подпереть, когда мы слиняем. Мы с Бодрым — внутрь. На все про все, не более пяти минут. И прошу тебя, студент, сдержи свои кровожадные инстинкты. Твоя задача — перекрыть миной входную дверь, чтобы все поняли: здесь были революционеры, а не какая-то шушера! Причем, так коробку привязать, чтобы она, не дай Бог, не шмякнулась на пол на глазах потрясенной публики. Забираем деньги и уходим к моторке, — таков был мой план.
Соорудив красные повязки на морды из отживших свое революционных бантов, мы ворвались в банк как заправские гангстеры. Сопротивления не встретили. Как и какой-то помощи от финансистов. Несчастные провинциальные кассиры попадали на пол и закрыли головы руками. С превеликим трудом мне удалось одного расшевелить, чтобы открыл несгораемый шкаф.
Н-да, не густо. В отделении банка не набралось и двенадцати тысяч рублей. А что я хотел? Не ждать же миллионов в задрипанной ссудной кассе?
«Что-то ты зажрался, джентльмен удачи из будущего! Раньше-то не было гроша, а тут алтын в крупных и мелких купюрах».
Свалив кредитные билеты в одолженный у Евстратыча мешок, грозно объявил:
— Внешнюю дверь не открывать, к решеткам на окнах не подходить, по залу не бегать. Как взорвется задняя дверь, тогда можно и на выход.
— А нельзя ли без взрывов, господа революционеры? — раздался с пола дрожащий голос.
— Революция и взрывы — близнецы-братья!
— Ик! — раздался звук обреченного согласия.
Сашка уже возился у задней двери. Как только я выскочил, он вместе с Николой подпер створку обрезком крепкой доски, установленной наискось по принципу полицейского запора.
— Изя! Ноги! — негромко окликнул я младшего члена команды лихих налетов.
Взъерошенный и оцарапанный, он выбрался из малинника, размахивая револьвером.
… Моторка резала гладь Москва-реки, обгоняя неспешно плывущие баржи, которые тянули кони, бредущие по берегу[2]. Излучины, мели, бесконечные петли реки, шлюзование с пребыванием в камере от 45 минут до часа — все эта речная экзотика очень скоро мне всю душу повытягивала.
— Евстратыч, — позвал я капитана в каютку на приватный разговор. — Есть место, где река близко подходит к «железке»?
— А как же! У деревни Колонец. От нее до Быково рукой подать через поля.
— Знаю я ту местность, — влез в разговор Беленцов, сидевший с нами в каютке на койке. — Дачные поселки там. Сосновые боры за железкой. И не одна станция, а еще несколько платформ. Думаешь, поезда уже пошли?
— Думаю, что нас в Москве может ожидать ненужная встреча. Без оркестров и цветов, но с волынами на кармане. Лучше перебдеть. Ты как, кэп, не испугаешься воров?
— А чего мне их бояться? Я свою работу сделал. Даже сверх плана, — хитро прищурился он.
— Вот тебе тысчонка за перевыполнение. Заявится полиция с вопросами, скажешь разбойники под револьверами заставили до Москвы отвезти. Если деньгами светить не будешь, никто тебе ничего не сделает.
Евстратыч благодарно закивал. Засунул деньги за пазуху.
— Потом надежнее перепрячу.
— Дело! Позови Николу.
Мокрый прибежал. Сунулся в каюту.
— Держи, помощник, свою мотю.
— Солдат, век воли не видать, фартовый ты казак. Возьми меня в свою банду, — взмолился Никола, пересчитав полученную от меня «косуху».
— Не получится.
— Нуууу… — заныл.
— Руки с мылом не моешь, портянки не стираешь. Бацилла ты ходячая, а не человек.
— Эээ…
— Ступай, пацанов позови.
Прибежали. Ося, давно вернувший мне саквояж, просунул голову в каюту.
— Звал, дядь Вась?
— Отставить «дядю». Сейчас дуван дуванить стану, награбленное-экспроприированное делить. Мелкие, придумали, что с деньгами делать?
Парни зачесали в затылках и ничего путного не родили. Лишь отказались пока брать свою «мотю».
— Ладно. Держитесь меня. Что-нибудь порешаем. Ты-то, Бодрый, берёшь положенное?
Беленцов молча протянул руку.
На следующий день, ближе к обеду, добрались до деревни Колонец. Евстратыч приткнул лодку к топкому берегу, за которым расстилалась мокрая низменность, переходящая в убранные поля. Чтобы ее можно было пересечь, деревенские набросали нечто вроде гатей.
Моя банда спрыгивала в чавкающий черный ил. С проклятьями в мой адрес вырывала ноги из вязкого плена и выбиралась на более сухой участок.
— А ты куда собрался? — притормозил вознамерившегося спрыгнуть на берег посланца Пузана. — Тебя к лодке приставили? Вот и плыви до Москвы. Бензин охраняй.
— Зачем, Солдат, фордыбачишься? — жалобно промямлил Никола Мокрый из Печатников.
Не удостоив его ответом, я оттолкнул ногой моторку.
— Прощевай, Евстратыч! Семь футов под килем! И не гони особо. Спешить тебе теперь некуда.
Капитан понятливо кивнул и развернул лодку против течения. А мы потопали через широкое поле по кривой тропе, окруженной чертополохом. Путь наш лежал к «железке», которая, судя по доносившимся издали паровозным гудкам, внезапно очнулась от забастовочной спячки.
«Как бы Беленцов тоже не очнулся и не вспомнил про пистолет в кармане», — с тревогой подумал я и сунул руку в свой, нащупывая рукоятку браунинга.
Забыли поставить лайк? Так все плохо? Подайте, люди добрые,
