Павел Комарницкий - Новый порядок

— Да! — неожиданно хищно оскалился Нармер. — Да! Это риск, и риск смертельный! Потому как у нас только сорок пять тысяч солдат, которых мы можем бросить в бой, не оголяя полностью гарнизоны наших крепостей. Против восьмидесяти и более тысяч болотников! А когда армия будет разбита, вам, мои друзья, уже не придётся забивать себе головы мыслями о неурожае, голоде и бунтах. Ваши головы будут насажены на копья Тутепха. Прости, что напоминаю тебе подобные истины, мой Себхак. У нас нет пути отхода. Мы можем только победить.

— Позволь ещё вопрос, о Повелитель — снова заговорил Иуну. — Болотники, как я понял, специально обучали своих людей приёмам боя. Мы же соберём толпу необученных. Кроме того, где взять для них оружие?

— У каждого жителя в Земле Пчелы в доме найдётся лук, копьё или кремнёвый топор — Нармер теперь был суров. — У каждого мужчины!

— Позволь возразить тебе, Повелитель — вмешался Себхак. — Мужчины Земли Пчелы в большинстве своём давно не держат дома настоящего боевого оружия. Они слишком избаловались под охраной твоих солдат. Они будут вооружены как попало. Не говоря уже об отсутствии доспехов и даже приличных щитов.

— Это неважно, Себхак. Они могут взять хоть дубины и колья. Их задача будет простой — смешать ряды неприятеля, и принять на себя весь ливень стрел, чтобы снизить потери среди моих солдат.

Дым от светильников плавал, струился, и в дыму этом лица сановников выглядели странно — одна сторона освещена колеблющимся пламенем светильников, на другую падает рассеянный солнечный свет, проникающий снаружи. И оттого ближайшие соратники выглядели двуликими.

— Да, мой Повелитель — чуть склонил голову Себхак. — Всё понятно.

Нармер снова улыбнулся одним уголком рта. В языке людей Страны Кемет ещё не было понятия «штрафной батальон».

Тутепх шёл по очень узкой улочке, где двое прохожих должны были поворачиваться боком, чтобы разойтись. Где-то здесь…

— Скажите, почтенная — обратился он к пожилой женщине, закутанной в толстую холстину — Где тут дом старой Ни?

— Это у которой убили сына? — женщина зябко куталась в свою тряпку. Старая кровь совсем не греет, подумал Тутепх. — Да вон он — женщина кивнула на жижину в конце проулка. — Только она не выходит с тех пор, как не стало её Бубу. И никого не хочет видеть.

Тутепх тяжело вздохнул. Похоже, всё именно так, как он и предполагал. Но тем не менее, идти надо.

— Спасибо тебе, почтенная.

Он обернулся и зашагал к дому, огороженному высоким камышовым забором. Дверь, некогда окрашенная в нарядный красный цвет, полиняла и облупилась от времени, и крыша хижины потемнела от зимних дождей. Пройдёт ещё несколько лет, и крыша прогниёт, начнёт протекать…

Тутепх вдруг поймал себя на мысли, что боится. Когда лежал в засаде, глядя на приближающийся караван и колонну солдат проклятого Нармера, не боялся. А сейчас боится до дрожи. Он тряхнул головой, рассердившись сам на себя. В конце концов…

В ответ на резкий, настойчивый стук в дверь некоторое время было тихо. Затем послышались негромкие, шаркающие шаги.

— Кто? — послышался слабый старческий голос.

— Здесь ли живёт почтенная Ни? — Тутепх спросил как можно более вежливо.

— Живёт? — в голосе послышалось изрядное сомнение. — А впрочем… да, тут.

Послышался скрежет засова, и дверь отворилась. На пороге стояла женщина, закутанная в покрывало, с лицом, будто вырезанным из тёмного дерева — застывшим, без всякого выражения. На голове женщины неопрятным колтуном свалялись седые пряди.

— Могу я войти? — Тутепх слегка поклонился. Сколько ей лет? В Земле Папируса редко кто из женщин доживал до такого возраста, чтобы годы смогли вот так вот выбелить волосы.

Вместо ответа женщина молча посторонилась, пропуская гостя во двор. Молча же прошла в хижину, оставив дверь открытой. Помедлив, Тутепх шагнул следом, в полумрак и какой-то сырой холод жилища. Огня она не разводит, что ли?

Всё так же, без единого слова, женщина указала Тутепху на циновку в углу. Сама села напротив, кутаясь в покрывало.

— Я Тутепх, командир отряда, где был твой сын — сказал Тутепх, как в холодную воду с разбега прыгнул.

— Я узнала тебя, славный Тутепх — ровным мёртвым голосом отозвалась женщина.

— Он хорошо сражался и погиб как герой. Ты можешь гордиться им.

Лёгкая неуловимая гримаса проскользнула по мёртвому деревянному лицу.

— Гордиться… Чем? Тем, что его тело истлеет среди чужих камней? Тем, что не будет он больше спать у очага, или тем, что никогда не произнесёт уже больше свои стихи? Или тем, что у меня никогда не будет внуков? Гордись ты его славной гибелью, вождь. Мне гордиться нечем.

— Зря ты так, почтенная Ни. Не он один погиб в том бою.

— Это ты скажешь другим матерям, славный Тутепх. Я не виню тебя ни в чём, но и добрых слов от меня не жди. Если у тебя всё…

— Мы пришлём тебе ячменя и эммера — Тутепх встал — И дров. Не нужно ли ещё чего?

— Нет, спасибо. У меня всё есть.

— Прости за вопрос, почтенная Ни. Давно ли ты ела последний раз?

На лице женщины отразились лёгкое удивление и некоторое раздумье.

— Ела? Да, ела… Кашу ела, вчера… Или позавчера? Впрочем, я не помню…

— Так нельзя — как можно мягче сказал Тутепх. — Да, твой Бубу погиб. Но мы сражались и победили проклятых солдат проклятого Нармера.

— Кому как, вождь — женщина смотрела перед собой так, будто вглядывалась во что-то, видимое ей одной. Что она там видит? У Тутепха по спине пробежал холодок. — Кому как… Это ты победил, да. Но меня лично победили они. И даже не они, а жизнь. Извини, я устала.

Выйдя за дверь, Тутепх встряхнулся и зашагал прочь по узкой улочке. Оказывается, есть в мире вещи пострашнее солдат Нармера. Глядеть вот в такое лицо, как у этой Ни, например.

— Ах-ха… М-м-м…

Сотис извивалась под настойчивыми руками, подставляя себя под ласки мужа. Однако, надо бы чуть осторожней… Сказать? Ну нет… Не сейчас… Пусть закончит… Не такая она дура…

Потом они отдыхали, слушая звуки ночного дворца — тихое шипение горящего фитиля, слишком сильно выдвинутого из масляного светильника, доносящееся откуда-то стрекотание сверчка… Вдруг где-то далеко завыла гиена, тяжко и тоскливо, ей ответила другая, закончив свой вой злобным визгливым хохотом.

— Спи, моя дорогая — Нармер поцеловал жену, прильнувшую к нему. — Завтра у нас будет трудный день.

Так и сказал: «у нас». Конечно, Сотис вела дом, и слуги уже давно приучились повиноваться её слову, как слову самого Повелителя. Для ленивых и нерасторопных имелись палки.