Николай Харин - Снова три мушкетера
Д'Артаньяну отвели комнату в доме коменданта, и, хотя его уверили в том, что он совершенно свободен, в коридоре неподалеку находились двое вооруженных солдат. Впрочем, комендант, видимо, осознал всю тщетность продолжения обороны города.
— Надеюсь, добрые ларошельцы, которые еще не умерли от голода, поймут меня лучше, чем марсельцы господина де Касо, и среди них не окажется безумца, готового следовать дурному примеру Пьера Либерта,[11] - криво усмехаясь, говорил комендант Камилле.
— Собирайтесь в дальний путь — у нас мало времени, — обратился он к Камилле, когда она зашла пожелать ему доброго утра. — Гарри, отберите десяток надежных молодцов, да таких, которые не валятся с ног от голода. Эти слова относились уже к Джейкобсону. — Пусть они обыщут все кладовые, и все, что найдется, реквизируйте и тащите сюда. С наступлением ночи все это мы переправим на «Морскую звезду». Раз уж мы задержались с отплытием на сутки, следует основательно к нему подготовиться.
Мистер Джейкобсон сразу же отправился исполнять приказание г-на коменданта, а мадемуазель де Бриссар поступила совсем наоборот.
— Что же все это означает?! — спросила она, всплеснув руками.
— Только то, что Ла-Рошель будет сдана. Я отдал соответствующие распоряжения. Завтра армия короля Франции — а вернее, Ришелье — войдет в город.
— Ну что же, — задумчиво произнесла девушка. — Я рада, что вы приняли мужественное решение. Но к чему эти сборы?
— Я принял также и другое решение, Камилла.
— Вот как! Какое же?
— Мы отправляемся в Англию.
— В Англию?!
— Да, Камилла.
— Что же мы будем делать в Англии?
— Мы будем там жить.
— Жить — да, но в качестве кого?
— В качестве почетных гостей, союзников, а не пленников, что, несомненно, произойдет, останься мы в Ла-Рошели.
— Но я не собираюсь становиться гостьей Англии!
— Что может удерживать вас в Ла-Рошели?! В Ла-Рошели, занятой победителями?!
При последних словах коменданта щеки девушки покрылись густым румянцем.
— А-а, понимаю причину вашего нежелания отправиться в Англию, раздраженным тоном продолжал комендант, заметивший этот румянец. — Вам больше по душе общество господина д'Артаньяна и ему подобных. Но, Камилла, опомнитесь, прошу вас. В Англии мы будем окружены единоверцами, настоящими христианами. Вам будет оказан тот почет, которого вы заслуживаете.
Девушка отвернулась к окну.
— Камилла, я знаю вас с пеленок. Я изучил ваш характер лучше, чем свой, — это просто упрямство. Вы знаете этого гасконца едва ли вторые сутки.
Мадемуазель де Бриссар молча хмурила брови и кусала коралловые губки.
— Но, в конце концов, Камилла, это просто смешно! — вскричал комендант, которому, видно, было вовсе не до смеха. — Вы знаете, что небо лишило меня радости иметь детей, и я отношусь к вам, как к родной дочери. Неужели вы полагаете, что я позволю этому проходимцу волочиться за вами?
— Шевалье д'Артаньян — учтивый кавалер и храбрый солдат, а вовсе не проходимец, как вы изволили выразиться, сударь, — надменно произнесла мадемуазель де Бриссар и, не удостоив взглядом своего раздосадованного опекуна, вышла из кабинета.
— Боже правый! — вскричал комендант, когда створки дверей закрылись за девушкой. — Опять этот гасконец! Хотел бы я знать, чем он успел приворожить ее, когда она даже толком не видела его при дневном свете?!
Внезапная мысль заставила его замереть на месте. Комендант вызвал дежурного офицера, одновременно пытаясь вспомнить какую-то важную вещь.
— Пусть явятся эти трусы, что несли вчера портшез, — сказал он, досадливо морщась, словно терзаемый зубной болью.
Оба лакея были доставлены через пять минут.
— Так это вы прошлой ночью бросили портшез и удрали, словно трусливые зайцы?! — спросил комендант, одолеваемый смутными подозрениями.
— Ваша милость, поскольку мы знали, что в портшезе никого нет…
— Вы хотите сказать, что, если бы мадемуазель де Бриссар доверила вам свою жизнь и честь, вы вели бы себя, как подобает мужчинам?
— Ваша милость, мы дрались бы до последней капли крови!
— Я почти готов поверить вам, но с одним условием…
— Каким же, ваша милость? — почтительно спросил старший из лакеев, начиная надеяться на удачный исход дела.
— С одним-единственным условием. Вы, ничего не скрывая, опишете мне шаг за шагом весь путь, который вы проделали вчера, сопровождая мадемуазель де Бриссар.
— Нет ничего проще, ваша милость! — радостно воскликнули оба носильщика.
— Тем лучше, тем лучше, — благосклонно кивнув им головой, протянул комендант. — Тем лучше для вас. Итак?
— Мадемуазель-де Бриссар приказала нам отнести портшез к дому мадам Дюберже, но…
— Что же вы замолчали?
— Мне показалось, ваша милость, что мадемуазель не собиралась к мадам Дюберже.
— Вот как! Что же привело вас к такому глубокомысленному заключению, позвольте спросить?
— А то, сударь, что мадемуазель приказала двигаться по улице Аббатисс, хотя эта дорога — самая длинная.
— Так! Продолжай!
— Зато — это самая удобная дорога, если направляешься в городскую тюрьму, сударь.
— Не вижу связи между мадам Дюберже, мадемуазель де Бриссар и тюрьмой Ла-Рошели.
— Дело в том, ваша милость…
— Не советую вам увиливать от ответа!
— Дело в том, что не успели мы сделать и двух дюжин шагов, как мадемуазель де Бриссар объявила нам, что она передумала и не пойдет к мадам Дюберже.
— Куда же она приказала ее отнести? В собор на площади, не так ли?
— Это так, ваша милость, но…
— Черт возьми! Или вы будете говорить, или вас ожидают неприятности!
— Нет, нет! Ваша милость, мы расскажем все, что знаем. Только перед этим разрешите просить вашу милость об одной милости…
— Вы, кажется, позволяете себе ставить условия?
— Ни в коем случае, сударь! Мы смиренно просим у вас защиты.
— Защиты? От кого же?
— Видите ли, ваша милость. У нас есть некоторые основания полагать, что мадемуазель де Бриссар может рассердиться на нас, если мы сообщим вам, где она побывала до того, как направилась в церковь.
— Ах, вот в чем дело! — раздраженно проговорил комендант, резко смяв лист бумаги, лежавший перед ним на столе. — У них есть основания! Выкладывайте все начистоту, или мы не сговоримся, бездельники!
— Конечно, сударь, конечно. Мы и рассказываем вам все, как оно было. Но если мадемуазель де Бриссар пожелает после этого прогнать нас со службы…
— Ни слова больше о мадемуазель! Я плачу вам деньги, и вы скажете мне все, что знаете, или я, тысяча чертей, велю утопить вас этой же ночью! свирепо воскликнул комендант.
