Три побега из Коринфа - Витольд Маковецкий
"Сейчас он с ним разберется", — удовлетворенно подумал Терпнос
И Диосс застыл, когда вдруг услышал позади себя топот ног и страшный рык огромного, злого зверя. Он остановился в растерянности в нескольких шагах от стены, и собака в одно мгновение догнала его. Она догнала его и замерла. После этого понюхала ноги мальчика, перестала рычать, нерешительно покачала головой, затем хвостом, выглядя растерянной; потом внезапно она прыгнула вперед и начала лаять на каменный столб, стоящий неподалеку. Она видимо хотела отвлечь внимание хозяина от мальчика, будто желая сказать, что вся погоня, и все что случилось на самом деле было совершенно бесполезно, и что мальчик здесь не причем. Вообще не причем, нисколько. Мол, это была глупая ошибка – здесь никого нет, хватит кого-то искать.. Аргос еще раз рявкнул на столб и вернулся домой.
Диосс, все еще дрожа от страха, без труда перелез через забор. Присев за стеной, он с ужасом услышал, как злой хозяин стал бить несчастного. пса. Терпнос разозлившись на свою собаку, проклинал, пинал ее,избивал палкой по голове, по носу и бил по всему, где только мог достать.
И избитый, раненый Аргос скулил, молил о пощаде, делал вид, что он не понимает, за что его бьют, и что он ни в чем не виноват. Но он все прекрасно понимал, и в его огромной, черной голове уже созрела твердая решимость. "Ты хочешь, чтобы я укусил мальчика! Но я этого делать не буду, даже если ты меня убьешь. Даже не попытаюсь. Думаешь, я не могу кусаться?. Я могу искусать тебя самого и еще пятерых таких как ты, но его кусать не буду". - Так думал умный пес Аргос и терпеливо ждал, пока его гнев его хозяина остынет, терпя побои, а когда боль стала невыносимой, он коротко и ужасно прорычал. Наконец, Терпнос перестал его бить. Лучше оставить эту собаку в покое, ведь она размером с волка и даже сильнее волка и может еще пригодиться. Таким, образом, в конце концов, он пнул его и пошел в дом.
А, Диосс, хотя и вернулся домой без флейты, был полон нежности и благодарности к собаке. Возвращение было удручающим, потому что его мать сидя, ждала его у двери, и когда узнала причину ночной вылазки, ударила Диосса и снова заплакала.
— Ко всем нашим несчастьям еще не хватает, чтобы ты стал вором,— повторяла она, рыдая.
Ему пришлось поклясться, что он никогда больше не ступит в сад Терпноса ради какой-то флейты. Диосс дал обещание и сдержал свое слово.
Но уже на следующий день, когда стемнело, он снова залез туда, правда, не в сад Терпноса, а на стену этого сада. Он ждал, пока хозяин выпустит собаку с цепи, и долго звал ее своим детским, приглушенным, нежным голосом, так ласково, как только мог.
Собака некоторое время побегала вокруг и, наконец, услышав тихий зов, сразу подбежала, взвизгнула и завиляла хвостом. Мальчик швырнул ей горстку рыбьих хвостов, которые он подобрал днем на одном из стоящих на якоре кораблей.
Аргос быстро съел это лакомство и оперся передними лапами на стену. Диосс протянул к нему руки и доверчиво погрузил пальцы в длинный черный мех на голове и шее животного. Так они и простояли довольно долго.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Во всегда оживленном порту Истмы бурлила необычная активность. Уже несколько недель днем и ночью сюда непрерывно подходили многочисленные парусные корабли, барки, галеры больших и малых размеров. Толпы людей стекались сюда со всех берегов Эллады и с широких дорог, ведущих в Коринф.
Через несколько дней начинались Истмийские Игры, и в Коринфе забурлит жизнь. Сотни участников и тысячи зрителей уже приехали и продолжали приезжать в этот известный город, лежащий между двумя морями. Покупатели и продавцы, как хищные птицы, слетелись сюда со всех сторон, чтобы воспользоваться этим огромным человеческим муравейником в своих целях. Кроме самих эллинов здесь было много богато одетых финикийцев, даже этрусков, отличающихся иноземными чертами лица, смуглых египтян, лидийцев и сирийцев Малой Азии. Вокруг замелькали яркие цвета различных стран, разнообразие костюмов и платьев, богатство одежды! В глазах рябило от увиденного, а уши болели от звона тысяч голосов и различных говоров.
Диосс шел сквозь толпу, и то и дело на него кто-нибудь натыкался; он слушал и наблюдал за всеми, но ничего ему не нравилось. Его глаза были печальными. Разве можно было радоваться, если зря простоишь в порту целых десять дней , тщетно пытаясь уговорить кого-нибудь из иноземцев остаться на ночлег. Да, карийцы, следуя примеру многих коринфских граждан и в надежде, что на праздник приедет много зрителей и гостей, приготовили жилье для постояльцев.
Они прибрали одну комнату в своем ветхом доме, купили и застелили кровать соломой. Эта не значительная жертва того стоила. Они пошли на это в надежде, что иноземцы освободят им больше свободного времени, вернут все расходы и что у них еще останется хотя бы несколько драхм. Эти несчастные драхмы, во имя Зевсом, как они им были нужны! Понимая все это, Диосс несколько часов терпеливо выжидал в гавани. и подбегал к каждому паруснику, к каждой барке. Все напрасно.
Вокруг всегда было много других, почти взрослых мальчишек, сильных и наглых. Они легко отталкивали его, вставали на пути, кричали на него а иногда и смеялись над ним. Как он мог с ними соперничать? Они зазывали и уводили вновь-прибывших к себе в Коринф и в прибрежные поселения, а Диосс оставался в одиночестве. И на этот раз должен был вернутся домой ни с чем, где его ждала расстроенная мать и печальная сестра. И это была его вина, из за его некомпетентности, неуклюжести и неопытности. Сегодня был последний день, когда гости перестанут приезжать. Завтра начнутся празднества. Он упустил последний шанс. Диосс не знал, хватит ли у него смелости появиться дома в тот вечер.
Его сестра будет ужасно расстроена. И это все из-за него. Слезы выступили у него на глазах.
Он очень любил свою пятнадцатилетнюю сестру Эвклею. Он считал ее самой красивой девушкой во всем Коринфе, и, возможно, он не ошибался. Эвклея действительно была такая же, как и Диосс, необыкновенно симпатичная, только волосы ее были темнее, а кожа белее, черты
