Умирающие и воскресающие боги - Евгений Викторович Старшов
[Интересный момент, позволяющий провести параллели с единственным уязвимым местом греческого богатыря Ахилла и божьим проклятием нарушителям заповеди в Эдеме: «И сказал Господь Бог змею: за то, что ты сделал это, проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей; и вражду положу между тобою и между женою, и между семенем твоим и между семенем ее; оно будет поражать тебя в голову, а ты будешь жалить его в пяту» (Быт. 3:14–15)].
Данниилу готовится с помощью своей дочери Пагат отомстить, но на этом сохранившийся текст поэмы обрывается.
Возвращаемся к кровавому вавилонскому шутовству. Писатель, философ и оратор Дион Хризостом (40—120 гг. н. э.) сообщает о том, откуда вавилоняне «добывали» ритуального царя: «Они избирают одного из осужденных на смерть преступников, сажают его на царский престол, облачают в царские одежды и позволяют ему отдавать приказания, управлять, наслаждаться, пользоваться даже царскими наложницами в продолжение этих дней праздника. Вообще ему разрешается все, что он захочет, и никто ему в этом не препятствует. Затем с него снимают все царственные украшения, подвергают бичеванию и вешают-распинают».
Н. Румянцев приводит просто умопомрачительный случай из нововавилонской летописи: «(Царь) Урра-Имитти посадил на трон в качестве своего “заместителя” своего садовника Эллиль-Бани и возложил на его голову свою корону. Урра-Имитти в своем дворце… умер. Сидевший на троне Эллиль-Бани не встал и сделался царем».
Более того, тот же исследователь видит своего рода «шутовского царя», убиваемого после оказанных ему почестей, в Амане из библейской книги Эсфири – мы уже упоминали о вавилонском на нее влиянии, ее главные герои – Эсфирь (Астарта) и Мардохей (Мардук). Сюжет вкратце таков: прекрасная еврейка Эсфирь – жена царя Артаксеркса. Злой советник Аман решает истребить всех евреев в Персидском государстве, но благодаря мудрости Эсфири и ее родственника Мардохея[1] план Амана срывается, а его самого вешают. Мысль Н. Румянцева интересна, и хотя сюжет ее как бы опровергает, в данном отрывке можно предположить именно отражение почестей обреченному «шутовскому царю»:
«И сказал царь: кто на дворе? Аман же пришел тогда на внешний двор царского дома поговорить с царем, чтобы повесили Мардохея на дереве, которое он приготовил для него. И сказали отроки царю: вот, Аман стоит на дворе. И сказал царь: пусть войдет. И вошел Аман. И сказал ему царь: что сделать бы тому человеку, которого царь хочет отличить почестью? Аман подумал в сердце своем: кому другому захочет царь оказать почесть, кроме меня? И сказал Аман царю: тому человеку, которого царь хочет отличить почестью, пусть принесут одеяние царское, в которое одевается царь, и приведут коня, на котором ездит царь, возложат царский венец на голову его, и пусть подадут одеяние и коня в руки одному из первых князей царских, и облекут того человека, которого царь хочет отличить почестью, и выведут его на коне на городскую площадь, и провозгласят пред ним: “Так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестью!” И сказал царь Аману: тотчас же возьми одеяние и коня, как ты сказал, и сделай это Мардохею Иудеянину, сидящему у царских ворот; ничего не опусти из всего, что ты говорил. И взял Аман одеяние и коня и облек Мардохея, и вывел его на коне на городскую площадь и провозгласил пред ним: “Так делается тому человеку, которого царь хочет отличить почестью!” И возвратился Мардохей к царским воротам. Аман же поспешил в дом свой, печальный и закрыв голову… Пришли евнухи царя и стали торопить Амана идти на пир, который приготовила Есфирь. И пришел царь с Аманом пировать у Есфири царицы. И сказал царь Есфири также и в этот второй день во время пира: какое желание твое, царица Есфирь? оно будет удовлетворено; и какая просьба твоя? хотя бы до полуцарства, она будет исполнена. И отвечала царица Есфирь и сказала: если я нашла благоволение в очах твоих, царь, и если царю благоугодно, то да будут дарованы мне жизнь моя, по желанию моему, и народ мой, по просьбе моей! Ибо проданы мы, я и народ мой, на истребление, убиение и погибель. Если бы мы проданы были в рабы и рабыни, я молчала бы, хотя враг не вознаградил бы ущерба царя. И отвечал царь Артаксеркс и сказал царице Есфири: кто это такой, и где тот, который отважился в сердце своем сделать так? И сказала Есфирь: враг и неприятель – этот злобный Аман! И Аман затрепетал пред царем и царицею. И царь встал во гневе своем с пира и пошел в сад при дворце; Аман же остался умолять о жизни своей царицу Есфирь, ибо видел, что определена ему злая участь от царя. Когда царь возвратился из сада при дворце в дом пира, Аман был припавшим к ложу, на котором находилась Есфирь. И сказал царь: даже и насиловать царицу хочет в доме у меня! Слово вышло из уст царя – и накрыли лицо Аману. И сказал Харбона, один из евнухов при царе: вот и дерево, которое приготовил Аман для Мардохея, говорившего доброе для царя, стоит у дома Амана, вышиною в пятьдесят локтей. И сказал царь: повесьте его на нем. И повесили Амана на дереве, которое он приготовил для Мардохея. И гнев царя утих» (Есф. 6:4—12, 14; 7:1—10).
Иудейская Агада волей-неволей подчеркивает в Эсфири нрав Астарты: «Сказание ребе Иегуды бар Симон: “Заползшую в дом змею выкуривают дымом от рога серны и женских волос. Дебора и Есфирь уподоблены в Писании серне. Дебора не отступила ни на шаг, прежде чем не был истреблен Сисара со всем войском его; и Есфирь не успокоилась, пока не был повешен Аман с десятью сыновьями его”». «Языческое происхождение» персонажей этой истории признает и президент Инстиута Ближнего Востока, большой его знаток, эксперт и политолог Е.Я. Сатановский: «Тот же помянутый Ильфом и Петровым праздник Пурим объявлялся почтенными раввинами полуязыческим и не соответствующим канонам ортодоксального иудаизма столько раз, что и вспоминать об этом неудобно. А у эфиопских евреев – фалашей – его вообще нет. Да и быть не могло. Они откочевали в Африку до вавилонского пленения, никакой Персидской империи знать не знали и знать не хотели, и все ее внутренние дрязги и придворные интриги их не касались. Хотя – веселый праздник. Оптимистичный. Суть самая обычная, еврейская. Вот хотели нас, евреи, перебить те-то и те-то, но у
