Тайна Северного креста - Карус Итела
Тяжелое детство не сломало, однако, юную княжну, а напротив, воспитало в ней силу духа, твердость характера и незаурядные дипломатические способности.
После смерти своей первой жены Марии Ярославны из рода витебских князей, Ольгерд, уже будучи великим князем литовским, посватался к княжне Ульяне. Просить ее руку пришлось у опекуна, князя московского. Симеон Гордый препятствий этому браку не чинил, и вскоре княжна тверская отбыла к мужу в Литву.
Положение, в котором оказалась молодая девушка, было не из легких. Муж был на тридцать пять лет старше ее, сильный, властный и упрямый мужчина, не привыкший считаться с мнением женщины. Но ей удалось достичь согласия с князем. В свое полное владение великая княгиня получила Витебск, вотчинное владение мужа, и обрела право делать там все, что считает нужным. И она сделала очень многое для самого города и для православия, которому была верна всю жизнь. Храмы, монастыри в Витебских землях – ее рук дело, в том числе и Свято-Духов монастырь. Она много помогала и другим православным монастырям, той же Киево-Печерской лавре. Она же основала в Вильне Свято-Троицкий монастырь и передала туда чудотворную икону Остробрамской Божией Матери, которую муж-князь подарил ей в знак их любви.
Ульяна родила мужу шестнадцать детей, из которых брачного возраста достигли пятнадцать. Но самым любимым был всегда именно он, Ягайло, восьмой ребенок и четвертый сын. Когда он стал наследником великого князя Ольгерда, мать хотела женить его на дочери великого князя московского Дмитрия Донского, имея в виду цели политические – объединение православных земель. Уже и договор подписала – она, женщина, что само по себе было явлением необычным. Но тут хан Тохтамыш дотла сжег Москву, а он, Ягайло, повернул свои взгляды в другую сторону и вскоре женился на польской королеве Ядвиге. Повезло ему в жизни, однако. Не напрасно, видно, люди говорят, что и судьба любит детей, что дороги их родителям. Отца нет на белом свете уже и не счесть сколько лет, и мать давно уже умерла, скрывшись от мира в конце жизни в Свято-Духовом монастыре в Витебске, который сама же и учредила. Но так уж устроен человек, что родительская любовь поддерживает, дает силы и согревает душу до конца жизни.
Король улыбнулся своим воспоминаниям и снова зашагал по просторному покою. Ему не сиделось на месте.
Сейчас же надо бы оставить мысли о прошлом и сосредоточиться на предстоящей битве. Но здесь он во всеоружии. Самой битвы он никогда не боялся – литовские князья всегда были воинственны, сильны и отважны. А что касается предстоящей войны, то они с Витовтом продумали свои действия до мельчайших подробностей. Недаром ведь встречались столько раз втайне от тевтонцев для предварительных переговоров, а последнюю, решающую встречу провели в Берестье, на самой границе их земель. Тогда, в крепком замке, они думали с Витовтом долго, но план действий составили отменный. Теперь надо только строго ему следовать. Но и он сам, и брат с детства приучены к порядку. Они справятся. Хотя душа все равно болит за тех, кто неизбежно сложит голову в отчаянной сече, которая их ожидает.
Правда, битвы на своей земле он уже не допустит. Хватит, проклятые крестоносцы и так поработили многие пограничные земли, подмяв их под себя. Люди стонут от их жестокости и непомерной жадности. Военные действия будут на немецкой земле, только так, только за пределами польской границы. Так они с Витовтом решили, и так будет. Войска уже подтягиваются с разных сторон, и скоро они выступят. Позади огромная подготовительная работа. Но зато все сделано, как должно. Места сбора войск уже определены. Королевские войска собираются в Ленчице, Витовтово воинство – в Городно, а общий сбор – на земле князя Януша Мазовецкого, ближе к границе с Пруссией.
Глава 10
В поход!
Червиньск, лето 1410 года
Через несколько дней Владислав был уже в Ленчице. Этот древний город расцвел нынче разноцветными стягами – сюда стягивались войска из Малой Польши и Червонной Руси. Здесь, под королевским стягом с белым орлом, собирались и польские рыцари.
Польское рыцарство – гордость королевства. Сильные и глубоко преданные самой идее рыцарства польские воины, завоевав себе имя в родной земле, уходили на службу к иноземным владыкам и там прославляли подвигами собственную страну. Вооруженные в полном соответствии с европейскими требованиями, они служили в Баварии, Австрии, Венгрии, Чехии, Саксонии, Сербии, Руси, Литве, даже до Франции добрались. Легендой стали деяния польского рыцаря Болеслава Высокого, который сопровождал Фридриха Барбароссу в походе в Италию. Его рыцарский поединок под стенами осажденного Милана был непревзойденным и привел в восхищение самого императора. А когда, не так и давно, уже в бытность Владислава на троне Польши, знаменитый французский рыцарь Жан де Менгр, известный как маршал Бусико, вызвал на поединок самых достойных рыцарей всего христианского мира, среди них были и поляки. Это говорит о многом, ибо честь великого поединщика была бы унижена сражением с малоизвестными противниками. Легендарный польский рыцарь Завиша Чарный из Гарбова, «зерцало рыцарства», как его называют, служил в войсках императора Священной Римской империи, но, прослышав о том, что король Владислав собирает войско для похода на тевтонцев, поспешил домой, и теперь его герб красуется в Ленчице.
Между тем тевтонское рыцарское государство не менее активно готовило армию, выплачивая крупные суммы денег наемникам, которых собирало по всей Европе, все еще верящей в христианскую миссию крестоносцев, и призывая в свои ряды союзников. Обратились они и к своим верным восточным соседям – Ливонскому ордену. Великий магистр Ульрих фон Юнгинген придумал план – по его велению ливонские рыцари должны будут напасть на Литву с севера, начать там военные действия, чем оттянут на себя немалые силы и значительно ослабят врага еще до начала решительной битвы. Каково же было его удивление и негодование, когда такой замечательный план сорвался. На герра фон Юнгингена было страшно смотреть, когда он услышал, что произошло на самом деле, – его ярость не знала границ и прорывалась наружу, грозя тем, кто был рядом. Оказалось, что этот проклятый хитроумный Витовт умудрился оплести ливонцев целой сетью соглашений и клятв, которые связали их силы и фактически блокировали действия по меньшей мере на три ближайших месяца.
Князь Витовт был доволен. Ему, конечно, пришлось основательно поднапрячь свои способности к дипломатии и убеждению, но того, что хотел, он добился. Ливонский орден на северной границе княжества на время выведен из игры, и можно заняться насущными вопросами. Пора готовить свои войска в поход.
Но великий магистр ордена не мог успокоиться. Он собрал большой отряд своих рыцарей с кнехтами и двинул его на Литву, поставив во главе похода великого орденского маршала Фридриха фон Валленрода. Они перешли границу недалеко от Городно, но двинулись на юг и обрушились на город-крепость Волковыск, что на реке Россь стоит. Шестнадцатого марта они захватили и сожгли город, убив множество людей. Но потом маршал отступил в свои земли. Когда он доложил великому магистру результаты похода, это помогло Ульриху фон Юнгингену хоть немного пригасить пожар ярости и гнева, но не в силах было загасить его совсем. И магистр принялся с еще большим рвением готовиться к надвигающейся войне. Литвины же пришли в ярость великую от такой наглости. Сам князь был в это время недалеко от этих земель, но подойти не успел, а прослышав о том, что произошло в его владениях, ужасно гневался.
– Ну, погоди, церковная крыса, – яростно сверкая глазами, сквозь зубы прорычал Витовт, – недолго уж осталось, скоро встретимся. И конец твой будет страшен, поверь мне.
Князь знал о чем говорил, и ему было что припомнить этому высокомерному и чрезвычайно гордому крестоносцу. Хотя гордиться Фридриху фон Валленроду было, по сути, и нечем.
Тот сильный и славный род Валленродов, что вот уже два столетия верно служил Тевтонскому ордену, не имел к маршалу никакого отношения, хоть его старший брат, Конрад фон Валленрод, бывший несколько лет назад великим магистром ордена, буквально из шкуры выпрыгивал, чтобы доказать родство. Но, увы, неподвластная ему хроника утверждала, что он был сыном простого церковного служителя.
