Рафаэль Сабатини - Одураченный Фортуной
— Счет весьма солидный, — заметил он.
— Разумеется, — согласилась хозяйка. — Вы пили, как лошадь, и пользовались всеми услугами. Надеюсь, в «Птичке в руке» вам будет не менее удобно.
— Буду с вами откровенен, миссис Куинн. Мой дела пошли скверно, хотя не по моей вине. Его светлость герцог Олбемарл, на которого я имел все основания полагаться, подвел меня. В настоящее время я нахожусь в… стесненном состояний и почти что без всяких средств.
— Это, однако, не заботило вас, когда вы ели и пили все самое лучшее, что вам могли предложить в моем доме. Истории, подобные вашей, постоянно рассказывают все жалкие мошенники…
— Миссис Куинн! — загремел полковник.
Она ничуть не испугалась, радуясь возможности нанести рану гордости этого человека, который столь ужасно обошелся с ее собственной гордостью.
— …а с мошенниками нужно обращаться соответственно. Вы думаете, что если я женщина, то буду обходиться с вами мягко и нежно. Но я отлично знаю вашу породу, полковник Холлс — если вы и в самом деле полковник. Меня еще не удавалось провести ни одному наглому оборванцу, и я позабочусь, чтобы это не удалось и вам. Больше я ничего не скажу, хотя могла бы сказать многое. Но если вы будете причинять мне беспокойство, я напущу на вас констебля, а с ним вам, возможно, придется улаживать кое-что и помимо этого счета. Вы знаете, что я имею в виду и что могу о вас порассказать. Поэтому советую вам оплатить счет без хмыканья — оно трогает меня не больше, чем этот деревянный стол!
Холлс стоял перед хозяйкой, сгорая от стыда и с трудом сдерживаясь, так как он мог выйти из себя, будучи спровоцированным. Впрочем, из нелюбви к лишним трудностям, полковник редко позволял себе поддаваться на провокации. Он подавил кипевший в нем гнев, сознавая, что если даст ему волю, то это обернется против него же и погубит его окончательно.
— Миссис Куинн, — ответил Холлс спокойно, как только мог, — я продал свою одежду, чтобы заплатить то, что вам должен. Однако даже теперь этот долг превышает имеющиеся у меня деньги.
— Продали одежду? — злобно расхохоталась она. — Вы имеете в виду, те наряды, которыми хотели щегольнуть в Уайт-холле. Но вы продали еще не все. Этот рубин в вашем ухе вдвое превышает мой счёт.
Вздрогнув, Холлс поднес руку к серьге. Рубин был подарен ему красивым юношей-роялистом, чью жизнь он спас вечером после битвы при Вустере около пятнадцати лет назад. Старое суеверие, внушавшее ему, что его судьба зависит от этой драгоценности, не позволяло осознать реальную стоимость рубина. Даже в теперешней отчаянной ситуации мысль о его продаже была для него невыносима. Все эти годы он хранил серьгу, несмотря на удары судьбы, но теперь хозяйка ясно дала ему понять, что речь идет о его шее.
— Я забыл о нем, — промолвил Холлс, опустив голову.
— Забыли? — осведомилась миссис Куинн таким тоном, словно называя его лжецом и плутом. — Ну так теперь вам о нем напомнили.
— Благодарю вас за это напоминание. Я сейчас же продам его, и ваш счет будет оплачен сегодня. Мне жаль, что… О, не имеет значения!
И он выбежал из дома разыскивать еврея, занимающегося превращением драгоценностей в золото.
Глава двенадцатая. ПОДВИГ БЭКИНГЕМА
Мисс Сильвия Фаркуарсон занимала уютные апартаменты на Солсбери-Корт, приобретенные для нее, когда она стала на путь к славе и успеху, Беттертоном, живущим в доме напротив. В дверях дома Беттертона девушка впервые увидела тощую волчью физиономию Бейтса.
Это случилось в то утро, когда полковник Холлс испытал разочарование в доме Олбемарла и последующие унижения со стороны миссис Куинн.
Мисс Фаркуарсон нуждалась в материале для платьев, который, как ей сообщили, можно приобрести у одного торговца в Чипсайде. С этой целью она после полудня вышла из дома и села в портшез, ожидавший ее у дверей. Когда носильщики взялись за свою ношу, девушка, выглянув из незастекленного левого окошка портшеза в сторону дома своего друга Беттертона, увидела злобное и хитрое лицо, высунувшееся из тени дверей, словно наблюдая за ней. Вид его внушил ей страх, и она инстинктивно отшатнулась назад, однако спустя несколько секунд уже смеялась над своими глупыми фантазиями и вскоре позабыла о зловещем наблюдателе.
Понадобилось целых полчаса, чтобы добраться до лавки торговца в Чипсайде с изображенным на вывеске серебряным ангелом, так как носильщики двигались весьма медленно. Погонять их в такую жару было бы безжалостно, а безжалостность не являлась чертой характера мисс Фаркуарсон. К тому же девушка не торопилась. Она спокойно сидела в портшезе, который носильщики несли по Полс-Ярду, где на ступенях собора проповедник разглагольствовал перед толпой, как вам уже известно, в итоге осыпавшей его насмешками.
Когда, наконец, портшез поставили у двери «Серебряного ангела», девушка вышла и направилась в лавку заняться делом, которое ни одна женщина не совершает в спешке.
Мистер Бейтс крался за портшезом вместе с тремя громилами, следовавшими за ним на некотором расстоянии, и еще тремя, державшимися на таком же расстоянии от первых. Он достаточно хорошо знал женскую натуру и пришел к выводу, что пройдет около часа, прежде чем мисс Фаркуарсон выйдет из лавки. Мошенник обладал немалой проницательностью, а его темные злые глаза не упускали ничего. Заметив небольшую толпу у лестницы собора и услышав, о чем вещает проповедник, Бейтс решил, что сцена отлично подходит для гнусной комедии, которую он намеревался разыграть по поручению его светлости герцога Бэкингема. Оставалось доставить главного актера — самого герцога — поближе к сцене. После этого все пойдет весело — словно под перезвон свадебных колоколов.
Скользнув в портик, мистер Бейтс вытащил карандаш и лист бумаги и нацарапал три-четыре строчки. Сложив записку, он сделал едва заметный знак одному из громил, который тут же присоединился к нему.
Бейтс сунул ему в ладонь записку вместе с кроной.
— Возьми экипаж и как можно скорее передай записку его светлости, — распорядился он. — Поторопись!
Парень умчался прочь, а Бейтс, отойдя в тень, набил трубку и продолжал наблюдение. Это был низкорослый субъект с торчащими скулами, гладко выбритыми щеками и длинными черными волосами, свисавшими подобно водорослям на лицо и тощую шею. Одет он был в поношенный черный костюм, придававший ему вместе с широкополой высокой шляпой и своеобразной внешностью облик религиозного фанатика.
Мисс Фаркуарсон явно не спешила. Прошло полтора часа, прежде чем она вышла, сопровождаемая торговцем и нагруженная пакетами, которые взяла с собой в портшез. Носильщики взялись за перекладины, и пока лавочник продолжал подобострастно кланяться знаменитой актрисе, потащили портшез назад — в ту сторону, откуда пришли.
