Бернард Корнуэлл - Дьявол Шарпа
— Откуда я знаю?! — огрызнулся Шарп, — Может, вы эту пакость и накропали?!
Обвинение Шарпа испанца позабавило:
— Право же, мистер Шарп, напиши я эту цидулку, я бы позаботился о том, чтобы её можно было прочесть вслух и с выражением.
Подпевалы отозвались одобрительным гулом, и Батиста довольно кивнул им, будто тореадор, раскланивающийся перед публикой после особенно удачного выпада шпагой.
Ближайший к Батисте оконный проём не был застеклён. Капитан-генерал направился к нему и поманил к себе Шарпа с Харпером:
— Идите-ка сюда. Оба.
Друзья повиновались. Широкую каменную террасу чуть ниже окон зала занимала батарея тридцатишестифунтовых морских пушек на крепостных лафетах. Двадцать монстров, готовых плюнуть огнём в любого наглеца, посмевшего покуситься на гавань Пуэрто-Круцеро. Однако Батиста хотел показать пленникам отнюдь не грозную мощь обороны твердыни. К деревянной стойке поперёк одной из амбразур был прикован Фердинанд, индеец, чей талант проводника позволил англичанину с ирландцем ускользнуть от убийц Дрегары. Сержант тоже стоял на террасе, с горящим пальником у казённика орудия, в метре от жерла которого скорчился Фердинанд. Сообразив, какое зрелище приготовил для них Батиста, Шарп развернулся к нему:
— Ради всего святого, что вы творите?
— Казнь. — рассудительно, будто взрослый, разъясняющий дитяте очевидные вещи, сказал Батиста, — В нашем несовершенном мире казнь одного ослушника — отличный способ принудить к повиновению остальных.
Шарп яростно рванулся к капитан-генералу, но конвоиры не дремали. С ненавистью глядя на Батисту поверх штыков, стрелок прорычал:
— Вы не можете…
— Могу, милый мой, — оборвал его Батиста, — Здесь, в Чили, я всё могу. Могу казнить, могу бросить в темницу, а могу разжаловать офицера и, подобно вашему приятелю рядовому Морилло, послать в шахту постигать науку послушания.
— Чем же столь могущественной персоне досадил жалкий туземец?
— Он вызвал моё неудовольствие. — не отрывая жадного взгляда от обречённого индейца, Батиста знаком пригласил остальных присоединиться к лицезрению волнующего кровь представления, и те приникли к окнам.
— Ублюдок! — выпалил Шарп.
— Отчего же? Быстрая безболезненная смерть, хотя для дикарей несколько позорная. По верованиям этих полуживотных в их рай пускают лишь тех, чьи тела целы, что и навело меня на мысль расправляться с непокорными индейскими рабами таким вот экзотичным способом. И, знаете ли, великолепно действует. Бесподобное средство устрашения.
— Но он же ни в чём не виноват! И Морилло не виноват!
— Они вызвали моё неудовольствие, что уже много! — раздражённо прошипел Батиста, подняв ладонь.
Веки индейца были опущены, казалось, он молился.
— Благослови тебя Господь. — глядя на него, бессильно произнёс Шарп.
— Всерьёз считаете, что Господу есть дело до разной сволочи? — хихикнул Батиста.
Ладонь капитан-генерала пала вниз, как топор палача. Дрегара шагнул вперёд и поднёс пальник к затравочному отверстию. Грохот выстрела больно ударил по барабанным перепонкам. Железная люстра задребезжала. Харпер перекрестился. Батиста возбуждённо облизал губы. Фердинанда смело ураганом огня и дыма. Растерзанное туловище индейца перелетело через парапет. Редеющий дым явил остатки кола с парой оторванных ног и кровавый выхлоп брызг и ошмётков мяса вокруг амбразуры. Внизу на бренную плоть индейца мгновенно слетелись обезумевшие от дармового угощения чайки. Ядро с громким всплеском ухнуло в волны за краем мыска. На палубу бригантины высыпали ничего не понимающие американцы. Батиста испустил долгий прерывистый вздох и на ватных ногах побрёл прочь от окна. Бледная орудийная прислуга, сдерживая позывы рвоты, избавлялась от окровавленных конечностей казнённого.
В зале царила гнетущая тишина. Воздух отравляла пороховая гарь и запах свежей крови. На губах Батисты играла странная улыбка. Слабым голосом он обратился к британскому консулу:
— Мистер Блэйр.
— Ваше Высокопревосходительство? — подобострастно изогнулся торговец.
— Вы слышали допрос, учинённый мною мистеру Шарпу?
— Да, Ваше Высокопревосходительство.
— И вы удостоверяете, что обращались с гражданами вашей страны должным образом, а задержание их произведено на основании серьёзных подозрений, полностью подтвердившихся в ходе допроса?
— Да, Ваше Высокопревосходительство.
Батиста поднял со стола портрет Наполеона с зашифрованным письмом:
— Вы слышали свидетельство арестованного, что послание написано Наполеоном?
— А как же, Ваше Высокопревосходительство, собственными ушами слышал.
— И вы видели, что портрет, как, вероятно, и письмо, адресованы мятежнику?
— Да, Ваше Высокопревосходительство.
— Ответьте, мистер Блэйр, как ваше правительство расценит услугу, с готовностью оказанную мистером Шарпом Наполеону?
— Вне сомнения, как измену, Ваше Высокопревосходительство.
Батиста торжествовал. Портрет неопровержимо уличал Шарпа в помощи главному врагу Англии — одышливому толстяку, которого могущественная Британская империя и по сей день боялась, как огня. Боялась, вполне возможно, настолько, чтобы позволить Батисте привязать Шарпа с Харпером к столбам перед пушечными жерлами. Липкий холодок пробежал по позвоночнику стрелка.
Его страх не укрылся от Батисты. Мгновение он возбуждённо смотрел на Шарпа, затем вновь затронул консула:
— Вступал ли мистер Шарп в сношения с врагом вашей страны, мистер Блэйр, либо вёз послание английских торговцев врагу моей — мятежнику, он, в любом случае, заслужил суровое наказание. Не будет ли ваше правительство возражать, если эту прискорбную обязанность мы возьмём на себя?
Консул сокрушённо развёл руками:
— Сожалею, Ваше Высокопревосходительство, будет.
— Но вы согласны с тем, что мистер Шарп заслужил суровое наказание?
— Увы, Ваше Высокопревосходительство, согласен. — угодливо кивнул Блэйр, стрельнув глазами в сторону сундука.
Любопытно, подумал стрелок, сколько гиней донны Луизы обещано консулу за полюбовное улаживание щекотливого дельца?
Взяв палаш Шарпа, Батиста взвесил его и поинтересовался:
— Клинок был с вами под Ватерлоо? — не дождавшись ответа, испанец продолжил, — Я оставлю его себе. Закажу табличку с надписью: «Взят у английского солдата, которому суждено было встретить однажды более сильного противника».
— Так возьми саблю и давай сразимся за него, — отчеканил Шарп, — Чтоб не пришлось начать надпись со слова «украден».
