От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Вячеслав Алексеевич Никонов
Содержание вступительной речи Руденко, сбор доказательной базы находились под прямым контролем из Кремля. Чтобы не пускать дело на самотек, Политбюро ЦК ВКП(б) 21 ноября решило создать еще одну Комиссию, уже в Нюрнберге, под председательством все того же Вышинского. Его заместителем стал прокурор СССР Горшенин, который в отсутствие Вышинского фактически руководил работой этой новой комиссии и почти ежедневно направлял в Москву телеграммы с подробным изложением хода процесса. Членами Комиссии стали профессора Трайнин, Маньковский, член-корреспондент АН СССР Строгович, Кузьмин.
В тот же день, 21 ноября, было принято еще одно секретное решение Политбюро: «Провести в течение декабря 1945 – января 1946 г. открытые судебные процессы по делам изобличенных в зверствах против советских граждан бывших военнослужащих германской армии и немецких карательных органов в городах: Ленинграде, Смоленске, Брянске, Великие Луки, Киеве, Николаеве, Минске и Риге». К подсудимым должен был применяться Указ Президиума Верховного Совета СССР от 19 апреля 1943 года, предусматривавший смертную казнь через повешение.
Вступительную речь по первому разделу Обвинительного заключения, где инкриминировался общий план или заговор, произнес главный обвинитель от США Роберт Джексон:
– Преступления, которые мы стремимся осудить и наказать, столь преднамеренны, злостны и имеют столь разрушительные последствия, что цивилизация не может потерпеть, чтобы их игнорировали, так как она погибнет, если они повторятся.
Особый упор Джексон сделал на вопросе о геноциде евреев:
– В преследованиях евреев участвовали правительство, партийные организации, государственная тайная полиция, армия, частные и полуобщественные организации, а также «стихийная толпа», инспирированная официальными кругами. Преследование было направлено не против отдельных евреев. Имелось в виду уничтожение всего еврейского народа – это было самоцелью, средством подготовки войны и должно было явиться уроком для побежденных народов. Уцелели лишь остатки европейского еврейского населения.
Из 9 600 000 евреев, проживавших в подвластной нацистам Европе, по заслуживающим доверия данным, погибло 60 %… История не знает преступления, направленного одновременно против такой массы людей, произведенного с такой расчетливой жестокостью.
Об истреблении миллионов советских граждан речи не было.
В своей вступительной речи Джексон, вероятно, предвидя возможность обсуждения темы мюнхенского сговора, заявил:
– Соединенные Штаты Америки не желают вступать в дискуссии по вопросу сложных довоенных течений европейской политики, и они надеются, что этот процесс не будет затянут рассмотрением их.
Тем не менее выступление Джексона было высоко оценено не только прессой, но и его советскими коллегами. Покровский писал Вышинскому: «Джексон начал свою прекрасно подготовленную речь. Одна из основных мыслей: „Если мы пронесем чашу с ядом мимо уст подсудимых, то мы поднесем ее к своим собственным устам“. Отдельные места речи являются образцовыми с точки зрения международной вежливости и ораторского мастерства». Покровский предлагал дать ее развернутое изложение в советской печати.
В Нюрнберг 25 ноября прибыл Вышинский. Он дал указания Руденко по содержанию его выступления, провел инструктаж обвинителей, следователей, журналистов и организовал 26 ноября заседание Комиссии, на котором постановили: «По каждому документу тт. Руденко и Никитченко обязаны давать заключение о его приемлемости или неприемлемости, с точки зрения интересов СССР, в случае надобности не допускать передачи и оглашения на суде нежелательных документов».
Если принять во внимание, что обвинители от западных союзников намеревались предъявить суду несколько тысяч документов, преимущественно на немецком языке, то можно представить, какую работенку Вышинский задал аппарату. Следует заметить, что ни Руденко, ни Никитченко немецким не владели.
Оперативно удалось разобраться с наиболее важными документами. Уже 27 ноября Вышинский информировал Молотова, что Руденко заявил об отводе представленного делегацией США для рассмотрения Трибуналом секретного приложения к советско-германскому договору о ненападении 1939 года. Таким образом, секретный протокол к пакту Риббентропа-Молотова суду передан не был.
30 ноября Вышинский устроил прием для судей, обвинителей, работников аппарата от всех стран. Тосты, переводившиеся на разные языки, следовали один за другим. К своему ужасу, американские и английские судьи обнаружили, что, не дослушав перевода до конца, осушили бокалы после тоста Вышинского за то, чтобы все подсудимые были казнены. Они вздохнули с облегчением, когда в прессе об этом конфузе не появилось никаких упоминаний.
Британская делегация 1 декабря представила свой список «запретных» тем, начиная с англо-бурской войны, кончая обстоятельствами нападения немцев на Данию, Норвегию, Бельгию, Нидерланды, Югославию и Грецию. В английском меморандуме предлагалось не обсуждать колониальную политику Британской империи в XIX–XX веках, обвинения ее в нарушении нейтралитета Норвегии и Дании, в намерении вторгнуться в эти страны, переговоры генеральных штабов Бельгии и Нидерландов с британским и французским штабами, смещение правительства Цветковича в Югославии, высадку в Греции английских войск и многое другое.
Джексон 3 декабря предложил главным обвинителям выработать общую позицию «запретных» вопросов, для чего требовались предложение ото всех стран. 5 декабря советская Комиссия, которую после отъезда Вышинского в Нью-Йорк на Генеральную ассамблею ООН, возглавлял Горшенин, поручила Руденко, Никитченко и Кузьмину составить окончательный текст соответствующего меморандума. Он был написан и на следующий день утвержден Комиссией. Но в Комитет обвинителей его не представили. Это было, как мы помним, не самое удачное время для согласования чего-либо между Сталиным и Молотовым.
Вплоть до начала марта, пока шла обвинительная стадия процесса, в перечне не было острой потребности, и он так и не был утвержден. В то же время советские обвинители добивались исключения из текстов выступлений западных коллег тех документов, где затрагивались вопросы советско-германских отношений в 1939 – первой половине 1941 годов.
Четвертого декабря вступительную речь произнес главный обвинитель от Великобритании Хартли Шоукросс. Он подчеркнул, что Трибунал, созданный державами-победительницами, будет, тем не менее, действовать с полной юридической объективностью.
Сама же речь Шоукросса советским представителям сильно не понравилась, что нашло отражение в неопубликованном сообщении ТАСС, направленном 7 декабря Сталину и всему советскому руководству: «Иностранные корреспонденты обратили внимание на несколько тенденциозное построение английского обвинения. Основная обвинительная речь генерального прокурора Великобритании Шоукросса отличалась явно выраженным стремлением, во-первых, смазать, или даже обелить мюнхенскую политику английского и французского правительств, во-вторых, обойти тот решающий фактор в германской внешней политике, что в ее основу легли внешнеполитические установки, изложенные Гитлером в его главном программном документе „Майн кампф“. Шоукросс совершенно обошел вопрос о том, что основной идеей гитлеровской внешней политики была борьба против Советского Союза и против славянских народов вообще. Вместо этого он попытался изобразить историю послевоенных международных отношений так, будто Англия одна всегда боролась с гитлеровской Германией, будто Гитлер считал Англию
