Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
Генерал приподнялся на стременах и, потрясая саблей, зычным голосом крикнул:
— Вперед, солдаты!.. Вперед! За королеву!
Шотландцы, воодушевленные пылким призывом, ринулись на врага.
Пальба усилилась, а Уохоп, спокойный, как на параде, не переставал выкрикивать своим звучным голосом:
— Вперед, храбрецы! За королеву! Вперед!..
Старый генерал, служивший яркой мишенью для самых метких бойцов бурской армии, казался неуязвимым. Его каска была продырявлена, мундир изодран, люди вокруг него так и падали, а он оставался цел и невредим.
По ходу битвы он очутился в зоне огня молокососов. Те стреляли без остановки, молниеносно заменяя в винтовках опустошенные магазины новыми, и все же ни одна пуля не задела смельчака. Но вот Поль Поттер, хладнокровно наведя на него «роер», спустил курок смертоносного ружья, заглушившего своим грохотом сухое щелканье автоматических винтовок. Генерал Уохоп, повторяя трагический жест людей, пораженных в грудь, судорожно схватился за нее рукой, зашатался в седле и, скользнув на круп коня, свалился на землю, убитый наповал.
— А-а… еще один! — радостно воскликнул молодой бур. — Это уже тринадцатый! — И он тут же нанес новую зарубку на ложе своего ружья.
Увидев, что генерал убит, шотландцы остановились в нерешительности. Они еще не отступали, но и вперед уже не шли.
Пальба продолжалась, все более жестокая. Ряды шотландцев быстро редели. Уже треть бригады лежала на земле убитыми и ранеными.
— Отходить! — раздалась чья-то команда.
Это конец! Англичане, снова побитые, отступали в беспорядке, с поспешностью, похожей на панику. Как просто было бы теперь превратить их поражение в полный разгром и захватить в плен все десять тысяч обезумевших от страха солдат! Но для этого пришлось бы перейти в наступление, а буры никак не хотели расстаться со своими укреплениями.
Иностранные офицеры умоляли Кронье атаковать противника, но он наотрез отказался. Однако иностранцы не сдавались. Они упорно указывали ему на деморализацию обратившейся в беспорядочное бегство вражеской армии и на необходимость отправки в обход королевских войск хотя бы двух тысяч кавалеристов, которые отрезали бы англичанам путь к отступлению. Кронье же на все доводы только презрительно пожимал плечами, даже не удостаивая соратников ответом.
А время между тем шло, приближалась ночь. Скоро уже будет поздно что-либо предпринимать.
Иностранцы, взбешенные идиотским упрямством, из-за которого гибли плоды блестящей победы, продолжали настаивать.
— Да поймите же вы, — кричал австрийский офицер, — если мы возьмем в плен корпус Метуэна, то войдем в Кимберли без единого выстрела!
Кронье опять лишь пожал плечами и, даже не потрудившись объяснить причину своего отказа отважным людям, которые покинули свои семьи и оставили все дела, чтобы сражаться на его стороне, повернулся к ним спиной и обратился к бурам:
— Восславим Господа Бога и возблагодарим его за дарованную нам победу! — и первым затянул псалом.
— Ничего не поделаешь, — с грустью прошептал полковник Вильбуа де Марей. — Он не знает даже азбуки современной войны. И заранее можно предсказать, что благодаря раздутой славе и слепой вере в него буров Кронье станет злым гением своего отечества.
Эти воистину пророческие слова меньше чем через два месяца получили печальное подтверждение.
ГЛАВА 2
Злополучие иностранного легиона. — Ночной обстрел. — Горькая судьба «Длинного Тома». — Бронепоезд. — Задание генерала Кронье. — Диверсанты. — Динамит. — Лунки под рельсами. — Приказ Фанфану. — На мосту. — Ирландец. — В пучину.
Нет слов, Европа обнаружила у малоизвестных ей до сих пор буров много благородных и прекрасных черт. Они отличались трезвостью, выносливостью, бескорыстием, отвагой, патриотизмом, чем вызвали восхищение всего мира и заставили даже врагов относиться к ним с уважением. Но все же надо признаться, что одно из прекраснейших качеств человека — чувство благодарности — было знакомо им лишь в весьма умеренных дозах.
Как уже отмечалось выше, буры с самого начала платили недоверием тем, кто, рискуя своей жизнью, нес им в дар неоспоримый военный опыт. А ведь эти люди — французы, австрийцы, немцы, русские — были не обычными искателями приключений, а выдающимися офицерами, чьи блестящие способности высоко ценились в их странах. Иностранных волонтеров долго держали в стороне от серьезных дел, на самых незначительных постах. С трудом пробивали они себе дорогу, как бы насильно оказывая бурам те или иные услуги.
Но, вопреки всем прилагавшимся ими стараниям, их так и не оценили по достоинству до самого конца войны, так и не сумели извлечь из них всю ту пользу, которую они могли бы и хотели принести. К их советам редко прислушивались, и по отношению к ним проявлялось возмутительное равнодушие, переходившее часто в пренебрежение и даже жестокую неблагодарность. Об этом в один голос свидетельствуют все иностранцы, сражавшиеся в армии Трансвааля. Их рассказы о бурской войне пропитаны горечью разочарования.
Более того, буры при каждом удобном случае пользовались иностранцами для выполнения самых трудных и опасных операций. На долю этих благородных людей выпадали самые изнурительные повинности, им поручали самые тяжелые дела, ими сознательно жертвовали и их часто посылали на верную смерть лишь для того, чтобы сберечь жизнь бурам. Словом, европейские добровольцы были в Трансваале на положении иностранного легиона, которым буры распоряжались всецело по собственному усмотрению подобно тому, как мы во Франции обращаемся с нашим иностранным легионом.
Нельзя, впрочем, утверждать, что такое положение вещей было не по душе отважным молокососам. Ведь этим отчаянным ребятам предоставлялась полная возможность драться как одержимым и совершать прямо-таки легендарные подвиги. И мы сочли уместным упомянуть здесь об этой не лишенной известного исторического значения черте характера буров, в частности, и потому, что именно благодаря ей нашему храброму капитану Сорвиголове вскоре представился новый случай отличиться.
В ночь после кровавой битвы, закончившейся разгромом английской армии, истомленные буры крепко уснули на тех самых холмах, которые они столь храбро защищали. С огромным усилием превозмогали дремоту часовые, и даже стрелки, несшие службу охранения на далеко выдвинутых постах, отяжелев от усталости, сидели на дне своих окопчиков, полузакрыв глаза и с неизменной трубкой во рту.
Вдруг темень на юге прорезали яркие вспышки огня, загрохотали орудия, и, тревожа своим воем ночную тишь, на буров полетели фугасные снаряды, разрывавшиеся фонтаном осколков.
