Луи Буссенар - Капитан Сорвиголова
Вдруг темень на юге прорезали яркие вспышки огня, загрохотали орудия, и, тревожа своим воем ночную тишь, на буров полетели фугасные снаряды, разрывавшиеся фонтаном осколков.
Началась бестолковая суета, послышались призывы «к оружию!», крики командиров, с большим трудом устанавливавших боевой порядок, — короче говоря, налицо была вся та катавасия, которую всегда создает неожиданное ночное нападение.
Наконец по всей линии загремели ответные выстрелы. Но пушки били наугад, лишь по вспышкам залпов. Разумеется, шуму было гораздо больше, чем пользы, — по крайней мере, для буров.
И, напротив, создавалось впечатление, что англичане заранее выверили свои прицелы. Несмотря на темноту, их снаряды падали с изумительной точностью.
В короткое время лиддитовые снаряды вывели из строя две рядовые пушки буров, и, главное, знаменитое детище Крезо, что повергло буров в отчаяние. Гневные, полные ужаса возгласы сотрясали воздух:
— «Длинный Том» взорван!.. «Том» взорван!.. Проклятые англичане!
— Негодяи! Подлецы! Разбойники!..
Неизвестно откуда пущенный английский снаряд угодил прямо в ствол «Длинного Тома» и, перевернув орудие вместе с лафетом, едва не проник в механизм зарядки и наводки. Расплющенное, словно от удара парового молота, жерло раскалилось докрасна. Словом, с лучшей пушкой буров, по калибру и дальнобойности превосходившей все английские, было покончено.
«Длинный Том»! Бедняга «Том»!
Создавалось впечатление, что вместе с этим орудием англичане поразили и дух сопротивления. Люди теснились вокруг него, как возле смертельно раненного главнокомандующего. Отважный французский инженер Леон, словно врач, горестно исследовал повреждение.
— О, я вылечу «Тома», непременно вылечу![82] — сказал он, грозя кулаком англичанам, продолжавшим стрелять со стороны Моддера.
Кронье, склонившись над столом в своей палатке, внимательно изучал при свете свечи крупномасштабную карту местности. Когда ему доложили о несчастье, он спросил с неизменным спокойствием:
— Да разве вы не догадываетесь, откуда стреляют?
— Нет, генерал! В той стороне не было ни одной английской батареи, — ответил адъютант.
— Значит, ее установили недавно, минут пять назад.
— Не понимаю.
— А бронепоезд? Забыли?
— Проклятье!
— Его в таких случаях тихо подводят и останавливают на отрезке железнодорожного полотна, заранее отведенном для математически точного прицельного огня, — продолжал Кронье. — Морские орудия, которые шлют нам сейчас свои снаряды, установлены на специальных платформах и наведены под известным углом, тоже предварительно выверенным. И вот результат!
— Но что же делать, генерал?
— Надо захватить крепость на колесах. Для этого необходимо разрушить позади нее железнодорожный путь. А еще лучше снова взорвать мост через Моддер.
— Немедленно? — спросил адъютант.
— Да. Но у нас едва хватит людей для защиты позиций, если англичане вздумают вдруг возобновить наступление. А это вполне возможно, поскольку нападение бронепоезда — не что иное, как диверсия с целью отвлечь наше внимание. Враг полагает, что нас гораздо больше. Эх, будь у меня десять тысяч солдат!..
— Но ведь отрезать бронепоезду обратный путь смогут и несколько решительных людей, — возразил адъютант.
— Правильно. Только где найти таких?
— А молокососы? А их командир?
— Дети! — заметил генерал.
— Да, дети, но смелые, как львы, и хитрые, как обезьяны!
Подумав немного, Кронье согласился:
— Хорошо. Позовите капитана Сорвиголову.
— Слушаюсь, генерал!
Через несколько минут адъютант вернулся в сопровождении отважного француза. Жан стоял перед знаменитым главой бурских войск, почтительно вытянувшись по-военному, но, как всегда, уверенный в себе и сохраняя чувство собственного достоинства.
Кронье, устремив на юношу ясный и твердый, как сталь, свой единственный глаз, спросил без всяких околичностей:
— Сколько людей в вашем распоряжении?
— Сорок, генерал!
— Можно на них положиться?
— Как на меня самого, генерал!
— Умеете обращаться с динамитом?
Жан вспомнил о своих странствиях по Клондайку, где ему чуть ли не ежедневно приходилось прибегать к взрывчатке, и, не колеблясь, ответил:
— Да, генерал, и уже давно!
— В таком случае у меня есть для вас трудное, почти невыполнимое задание.
— Если только трудное — считайте, что оно уже выполнено. Если невыполнимое — то мы либо выполним его, либо погибнем.
— Умереть не хитро́, важно успешно провести операцию.
— Слушаю, генерал!
— Я не обещаю вам за это ни звания, ни даже награды.
— А мы и не продаем своей крови, генерал! Мы сражаемся исключительно во имя независимости Трансвааля. Распоряжайтесь нами как зрелыми солдатами, исполняющими свой долг.
— Именно это я и делаю! Приказываю вам взорвать мост и тем самым преградить бронепоезду путь к отступлению. Действуйте немедленно! Ступайте, мой мальчик, и лишний раз оправдайте ваше славное прозвище.
Отдав честь генералу, Сорвиголова вышел и вихрем помчался по лагерю, на который продолжали сыпаться снаряды англичан. Собрав сорок молокососов и приказав им седлать коней, он каждому выделил по пять динамитных патронов с бикфордовыми шнурами. На все это ушло не более десяти минут.
— Вперед! — раздалась команда, и сорванцы бешено поскакали, рискуя сломать себе шею среди скал и рытвин, потому что единственными источниками света в этой кромешной тьме были звезды да всполохи пушечных залпов.
Но у добрых бурских лошадок такая сноровистая и твердая поступь и ими руководит столь безошибочный инстинкт, что ни одна из них ни разу не только не упала, но даже не споткнулась. За пятнадцать минут диверсионная группа преодолела четыре километра.
До железной дороги было уже рукой подать. В пятистах — шестистах метрах сверкали воды Моддера. В качестве разведчиков молокососы изъездили эту местность вдоль и поперек и теперь, несмотря на темноту, узнавали мельчайшие неровности. Спешились, не проронив ни слова. Чувствовалось, что англичан здесь полным-полно.
Десять юнцов остались охранять лошадей, остальные, с динамитными патронами, отправились пешими за своим командиром. Молодые люди, словно истые индейцы, передвигались с бесконечными предосторожностями: ползли, останавливались, прятались то за скалой, то за кустарником и снова упорно продвигались к цели.
Бронепоезд находился всего в полутора километрах от них. Орудия его неумолчно грохотали, оглушая молокососов. По железнодорожному полотну сновали какие-то тени, вырисовывались силуэты часовых, расставленных попарно через каждые полтораста — двести метров.
