Эдуард Маципуло - Обогнувшие Ливию
Ночью, не разжигая огня, поужинали. Финикийца уже мутило от жареной рыбы и прокисшего пива.
— Еще сорок дней рыть будем, — сказал пожилой египтянин.
Засыпая, Астарт слышал шорохи песчинок о камень и близкий хохот гиен.
ГЛАВА 22
Мумия Джосера
«Какие беды оторвали этих людей от сохи и бросили в объятия злого Сета?» — размышлял Астарт в недолгие минуты отдыха. Нарушить покой мертвого фараона — великое святотатство для египтянина. Астарт пришел к выводу, что судьба безжалостна к ним, ибо одна только жажда наживы не смогла бы заставить правоверных египтян рыться под пирамидой. Какая-то трагедия изменила их образ жизни, заставила отвергнуть привычные устои.
За осквернение могил полагалась смертная казнь через сожжение или обезглавливание — более жуткой кары для египтянина невозможно было придумать.
Наконец грабители достигли центрального колодца, высеченного в скале под пирамидой и засыпанного щебнем и строительным мусором. Измученные, но счастливые близостью победы, они умножили свои усилия.
Женщина работала наравне с мужчинами и готовила еду, поражая своим молчаливым упорством. Астарта изумляла самоотверженность этих людей, не щадивших ни себя, ни друг друга. Все они принесли в жертву для достижения цели. К финикийцу относились как к члену их семьи. (Астарт понял, что все они в каком-то родстве). И, как член их семьи, он ощущал налет трагичности в немногословных фразах и скупых жестах.
Работа продвигалась успешно. Вскоре квадратная шахта на несколько локтей вниз от норы была очищена от щебня. Обнажилась массивная гранитная плита. Взволнованные грабители молчали, столпившись на дне шахты. Над их головами угрожающе нависла многометровая толща слежавшегося щебня. Камни изредка сыпались вниз, колебля пламя свечи.
— Фенеху, женщина и я пойдем в Мемфис, — необычно громко прозвучал в звенящей тишине голос пожилого, — ты останешься. Наверх не вылазь. И бойся змей: они идут в гробницу вслед за человеком.
Молодой египтянин кивнул. Астарт представил его одного в самом сердце пирамиды, и по коже поползли мурашки.
На рассвете следующего дня они вернулись из Мемфиса, гоня перед собой двух ослов, нагруженных крепкими кольями и волосяными веревками, — всем необходимым для поднятия плиты. Молодого египтянина на дне шахты не оказалось. На гранитной плите — груды осыпавшегося щебня. Астарт поднял повыше факел и увидел черную квадратную дыру в стене шахты. Перед их уходом то место было забито щебнем. Приглядевшись, он различил еще одну дыру, затем еще. — Там он, — сказал финикиец. Похоже было, молодой египтянин не сидел без дела и отыскал новый ход в глубь пирамиды, до этого невидимый из-за пластов слежавшегося щебня.
Грабители вскарабкались наверх и углубились в боковую галерею.
— Тут можно заблудиться. — Пожилой принялся выбивать долотом метки на стене, покрытой синими изразцами, имитирующими тростниковые циновки.
После долгих блужданий по лабиринту они вдруг оказались в комнате, похожей на посудную кладовую в богатой мастерской гончара. Сотни красивых каменных и алебастровых сосудов — кувшинов и ваз — в беспорядке были свалены в огромную кучу или разбросаны по полу. От некоторых остались только черепки.
— Он был здесь. — Пожилой повернул назад, увлекая за собой спутников.
Обнаружив еще несколько ритуальных кладовых, также развороченных и усеянных черепками, грабители наткнулись на человеческое тело: точно отбалансированная глыба-ловушка раздавила египтянина, когда он выходил из последней кладовой. Из-под глыбы торчали почерневшие ступни ног и рука, вцепившаяся в туго набитый, лопнувший по шву мех.
— Он все видит, — прошептала в страхе женщина, — это он его убил…
Астарт высвободил из закостеневших пальцев трупа мех. В нем оказалось золото и драгоценные камни, собранные со всех кладовых. «Как нас не раздавило?»
Тяжелую плиту — крышу усыпальницы — подняли с помощью ослов, протянув веревки через всю длину подземного хода. Пожилой умело и быстро подставил под громаду все имеющиеся подпорки и застыл над зияющим провалом, не в силах нарушить покой бога. В представлении египтян мертвый фараон становился воплощением Осириса, Царя Мертвых.
Мужество оставило египтянина, и он никак не мог собраться с духом.
Астарт взял кайло, чтобы разбить саркофаг, и спрыгнул в темноту. Египтянин подтолкнул ногой к самому краю ямы горящий факел. Астарт увидел прямо перед собой сверкающий гроб. Саркофага не было. Великий Джосер, основатель Третьей династии, был погребен без саркофага — факт, достойный удивления ученых, но не грабителей.
На гробе лежали останки некогда пышных погребальных венков. Астарт притронулся, и они рассыпались с сухим шорохом.
Вдруг прямо в лицо финикийцу — мертвящий взгляд неподвижных громадных глаз! Он отпрянул, до боли в руках сжав кайло. Стены усыпальницы, исписанные фигурами и иероглифами, надвинулись со всех сторон. Кровь тяжело запульсировала в висках.
Переборов себя, Астарт приблизился: головная часть крышки гроба была выполнена как золотая маска, повторяющая черты лица фараона.
Велик был древний владыка Египта, господин Имхотепа. Его глаза, даже мертвые, жгли будто раскаленные орудия клеймения. А может, это было лишь искусство безвестного раба?
Финикиец расковырял кайлом многослойный фанерный гроб, обитый золотом. Мумия покоилась в просмоленных льняных бинтах. По усыпальнице распространился спертый запах трав, которыми был набит живот фараона.
Ногу мумии оставили в усыпальнице в качестве магического средства против мести фараона из Царства Мертвых. Безногую мумию и тело погибшего грабителя похоронили в песке наспех, по-ливийски, без уборов и украшений, завернув в циновку.
Через два с половиной тысячелетия археологи, пробившись в гробницу, обнаружат останки царской ноги вместо ожидаемой мумии и предметов захоронения.
Еще одна волнующая загадка истории.
Сокровища гробницы разделили на три равные части, на три равные кучки сплющенных драгоценных сосудов, смятых в комки золотых листьев, перстней, браслетов, серег, обезображенных кайлом серебряных и золотых фигурок «ответчиков»-ушебти.
— Ты хороший парень, — сказал пожилой.
Ветер трепал спутанную гриву египтянина, его глаза щурились от яркого солнца.
— Пусть богатство не испортит твоего сердца, и боги пусть забудут о своей мести, — добавил он чуть грустно.
Женщина молча обняла финикийца, поцеловала в губы. Одно это — уже преступление перед саисской нравственностью.
