Виталий Гладкий - Подвеска пирата
Теперь атаман понял, почему Ерофейко сказал, что с других сторон к ним не подобраться. Позади крепостцы ушкуйников высился кряж, охватывающий ее подковой. Чтобы атаковать речных разбойников с тыла, нужны были крылья.
Когда они подошли к небольшой, отдельно стоящей избе, ее дверь отворилась, и на крыльцо вышел довольно-таки невзрачный низкорослый мужичишко в полосатых портках и вышитой красными да черными нитками рубахе. Одежда, а также небольшая рыжая бородка и плешь на макушке делали его похожим на развеселого коробейника, тем более, что при виде атамана он широко ощерился. Однако всю приятность первого впечатления портили глаза — немигающие и свинцово-холодные, как ненастное зимнее утро.
— Ермак! — радостно воскликнул он высоким голосом. — Штоб мне провалиться в преисподнюю! Вот так встреча. Я ужо и не думал не гадал, что свидимся на этом свете.
— Все в воле Божьей, — ответил атаман. — Ну, здравствуй, Нагай.
Нагай сбежал с крыльца и обнял атамана, который слез с коня. Они почеломкались.
— А это кто с тобой? — оборотился Нагай на спутников Ермака. — Глазам своим не верю! Иван Кольцо, Никита Пан! По здорову ли будете, старые други?
— По здорову, по здорову, Нагай, — дружно ответили казаки и оказались в объятьях Нагая.
— Ну што ж мы тут... на морозе. Пойдемте, пойдемте в избу! — Нагай нетерпеливо начал подталкивать в спину Ермака, Ивана и Никиту. — Ерофейко! Займись остальными гостями. Напоить, накормить, спать уложить, лошадей обиходить. А мы тут погутарим.
Изба Нагая Батурина, атамана ушкуйников, поразила Ермака еще больше, чем крепостца. Внутри она была обставлена словно боярский терем: ковры на полу, вдоль стен поставцы с дорогой серебряной посудой, печь с трубой в изразцах, в двух оконцах цветное стекло...
— Эк, мне повезло! — радовался Нагай. — Гости к обеду — удача в избу. Снимайте свою амуницию, присаживайтесь к столу. Мы тут только полдничать собрались.
«Мы» относилось к статной молодице с русой косой и румянцем на всю щеку. При виде казаков она засмущалась, раскраснелась и робко встала возле печи, не поднимая глаз.
— Енто Марфуша, — сказал Нагай. — Ну и чего ты приклеилась к полу?! — прикрикнул он на молодицу. — Мечи на стол все, што там у нас есть в печи.
Вскоре стол был накрыт. Он не отличался разнообразием; на нем присутствовала в основном рыба во всех видах и вяленая медвежатина. Из спиртных напитков было лишь дрянное, но крепкое хлебное вино, однако изрядно проголодавшиеся за дорогу Ермак и его товарищи на это немаловажное в добром застолье обстоятельство не обратили особого внимания. Они выпили по чарке и налегли на хлебово — душистую наваристую уху.
— Намедни сиг пошел, — хвалился Нагай. — Много сига. Знатная рыба. Теперь нам голод не грозит. Сетью берем из-подо льда.
— У-ум... — с полным ртом промычал в ответ Ермак.
Сам атаман ушкуйников не проявил к еде должного интереса — у него почему-то пропал аппетит. Он был взволнован, хотя и пытался не подавать виду. Приезд Ермолая Аленина, да еще в компании с таким знатными атаманами, как Иван Кольцо и Никита Пан, сулил интересные события. Нагай ни в коей мере не думал, что гости пожаловали в его стан только потому, как сильно соскучились по нему.
С Ермолаем атаман ушкуйников ходил на татар еще в юные годы. (Они были поморами, родились в одной деревне — Борок, на Двине, и вместе ушли к волжским казакам.). Тогда-то юный казак Аленин и получил свое прозвище Ермак — по названию артельного котла. Он был кашеваром на струге[73]. Потом их пути разошлись: Нагай подался в ушкуйники, под Новгород, а Ермак по-прежнему трепал с казаками татарские улусы, плавал между Волгой и Доном. Спустя какое-то время его избрали станичным атаманом, после чего он принял участие в Ливонской войне, где командовал казачьей сотней во время сражения с литовцами за Смоленск. Там отличился и был жалован самим великим князем московским.
Теперь по царскому указу его величали не просто Ермолай Тимофеев сын, а Ермолай Тимофеевич. «Подлые» — незнатные — люди не имели права пользоваться отчеством; оно считалось особой привилегией и даровалось лично царем за особые заслуги.
— А что, хорош сиг, — с удовлетворением сказал Иван Кольцо. — В наших краях он редкость. Знатная рыба. Не хуже стерляди.
После ухи атаманы налегли на строганину из замороженного сига — под хлебное вино это было само то. Бело-розовые стружки сырого рыбьего мяса, посоленные, поперченные и сбрызнутые яблочным уксусом, таяли во рту, вызывая жгучее желание пить чарку за чаркой. Вскоре в избе стало шумно и весело. Нагай движением бровей отправил Марфушу восвояси — нечего бабе делать с пьяными мужиками — и спросил Ермака:
— Надолго к нам?
— Завтра обратно.
— Пошто так быстро? Погостевали бы недельку. Скушно у нас тут. На охоту сходили бы. Што-што, а охота в этих местах знатная. Кругом глухомань, дичь не пугана...
— У нас другая охота намечается. Вот приехали и тебя пригласить.
Нагай остро взглянул на Ермака, но промолчал, не выказал никакого интереса к его словам. На шибко любопытных воду возят. «Скажет сам, зачем приехал», — подумал атаман ушкуйников. Однако на душе у него почему-то стало совсем тревожно. Но самое странное заключалось в том, что тревога эта происходила в большей степени не от неожиданного приезда бывших боевых товарищей с неизвестным предложением, а по какой-то иной причине. Ему даже почудилось, как в избе сгустился воздух и в нем материализовалось нечто темное, похожее на ворона, который взмахнул своим черным крылом и исчез.
А Ермак не торопился выкладывать, с чем приехал. Он словно дразнил Нагая. Атаман с удовольствием жевал медвежатину, отхватывая большим и очень острым ножом мелкие кусочки вяленого мяса прямо возле губ. Наконец он насытился, вытер жирный рот пятерней и сказал:
— Кличет нас к себе Аника Строганов. Набирает большой отряд сибирских татар воевать. Хан Кучум покоя ему не дает, русские поселения разоряет, людей до ноги вырезает — и старых и малых.
— А нам-то што до Строганова? — скептически покривился Нагай. — Мы здеси, а он вона где. И потом, этот «благодетель» ишшо тот кровосос. Положить своих людей за его благоденствие у меня нет никакой охоты.
— Жалованье дает очень даже приличное, на артельный котел деньги выделяет. Опять-таки: снаряжение, струги и огненное зелье за его счет, — гнул свое Ермак.
— Нет, Ермолай, и не уговаривай. Мы как-нибудь тута перебьемси. Щипаем потихоньку купцов — и то ладно. На хлеб и вино хватает. Но я пойду навстречу твоему замыслу. Завтра поутру соберем общий сход братчиков, кликнем охочих. Пойдут с тобой в услужение к Строганову — держать не буду. У нас не хватает ушкуев для всех. Не успеваем строить. А што добрым молодцам делать на берегу? Пущай понюхают пороху.
