Алексей Шкваров - Слуги Государевы
— Лещинского — заорали одни.
— Куда захудалого? И познатнее роды в Посполитой имеются!
— Собесского — выкрикнули другие.
— Кто там гавкает? Башки своей нет, так и не будет. Сам снесу! — Тонко сталь пропела из ножен извлекаемая.
И сцепились паны в схватке сабельной, смертельной.
— Вжиг! Вжиг! — только искры летели на мостовую булыжную. Рубились два пана бритоголовых, чубами потряхивая, в кунтушах добротных. Оба за вольность шляхетскую. Одному заплатили раньше, когда Августа выкрикивать надобно было. Он уж и забыл про то. Другому — ныне дали, чтоб орал за Лещинского. Но деньги, тоже как вольность шляхетскую преподнесли: «Кого хочу, того и изберу!» Вот и бились поляки насмерть.
Про поляков лучше всего Матвеев, посланник во Франции, сказал:
— Как бестии без разума ходят, не знают, что над ними будет. Хотят на коней сесть, только еще у них стремян нет, залезать непочему.
Карлу XII ждать не хотелось, пока панство разберется промеж себя. Нетерпелив король:
— Не согласились сразу — проучим. — И сомнения в сторону. — Дирекция на Польшу!
Внезапно посол Англии проснулся:
— Жестоко и несправедливо заставлять поляков свергнуть короля, которого они сами избрали. Кроме того, очень опасно давать народу возможность свергать своего короля!
Карл XII парировал молниеносно:
— Удивительно слышать сие от посланника государства, которое имело дерзость отрубить голову своему королю. Позволив себе такое, вы хотите меня упрекнуть в том, что я хочу лишить не головы, а короны государя, вполне достойного этого наказания.
— А Московия? — напомнил кто-то.
— От Пскова до Москвы шестьдесят шведских миль. Дороги ужасные. Край пустынный. Провианта для армии нет. — пояснили генералы.
— Скоро бунт там случиться. Русские сами скинут своего царя Петера, — добавил Пипер хитроумный. — Да, мой король, — вдруг вспомнил, — донесение от коменданта Нарвы поступило. От одного из перебежчиков, лифляндца Гумморта, что в личной гвардии царя Петера состоял, письмо перехвачено. Виниться теперь перед царем своим, и план укреплений Нарвы шлет ему.
— Повесить, как шпиона! Также мы поступим и с Паткулем подлым, когда разгромим поляков с саксонцами. Это он заварил всю кашу. Вперед, на Польшу!
Гумморта, кстати, повесили дважды. Шведы натуральным образом, за шею, а Петр приказал изготовить чучело и повесить его на Кукуе, в слободе Немецкой, где семья осталась бедного лифляндца. Сильно он огорчил царя своей изменой!
И шведы пошли на Польшу. В окрестностях Дерпта оставался полковник Шлиппенбах с 8 тысячами, в Ингерманландии полковник Кронгиорт с шестью. Да гарнизоны в Нарве, в Нотебурге, в Ниеншанце и Выборге с Кексгольмом.
* * *В полк к князю Никите Мещерскому определили недоросля дворянского Андрея Сафонова. На Москве офицеров готовили, сами полки по низовым городам князь Голицын собирал. Командиров из русских назначили: Мещерского, Львова, Кропотова Семена, Мулина, Астафьева, Новикова, Жданова, Зыбина, Полуэктова и лишь один чужеземец затесался Дюмон.
Князь Никита Мещерский был в возрасте уже, до того в Новгородском стрелецком полку состоял. С Шереметевым вместе. Только не взлюбил его фельдмаршал будущий. Оттого полком ему не долго пришлось командовать.
Собрали недорослей дворянских в Москве, на подворье князей Мещерских. Кое-кто и из иноземцев присутствовал. Видно тож на службу определять. Всего человек пятьдесят. А набрать надобно десять капитанов, десять поручиков, десять прапорщиков (по одному на роту), одного поручика-квартирмейстера и одного адъютанта. Полковник был — князь Никита, подполковник сказали приедет, а маеор имелся. Он-то и вышел. Глянул строго, но весело. Лет ему сорок-сорок пять, на вид — воин бывалый. С сильным акцентом говорить начал, но по-русски. Перво-наперво к Афанасию Хлопову прицепился:
— А ты чего дед сюда пришел? Глуховат? Не расслышал, что молодых собирают?
— Это мой слуга! — Сафонов сразу заступился за него.
— Погоди, барин, я сам за себя постоять могу! — МакКорину (а это был, конечно, он) крикнул Афанасий, — Ты прежде чем лаять попусту, спытай меня!
— Спытай! — передразнил Дуглас, с интересом разглядывая крепкого старика. — когда я служил у испанцев, сказку они мне рассказывали. Один благородный идальго написал. Видели бы вы испанцев — закатил глаза, — они все сплошь благородные, хоть и католики. Так вот, был там, значит, у них рыцарь по имени дон Кихот, а у него оруженосец толстяк. Как звали, не помню. Толку от него было мало. Да, на осле ездил. Ты, случаем, старик не на осле сюда пожаловал?
— Все лаешься, — покачал головой Афанасий. — Нет, чтоб делом заняться.
— Делом, говоришь. — задумался шотландец. Согласился. — Ну ладно, выходи вперед.
Афанасий вышел из строя. Недоросли по сторонам раздвинулись, круг образуя.
МакКорин и Хлопов друг против друга встали. Роста одинакового. В плечах широки. Только разница в годках. Лет двадцать. А так даже похожи. Маеор палаш из ножен вытащил, Афанасий саблю.
— Татарская, что ль? — поинтересовался с усмешкой Дуглас.
— А сщас узнаешь! — Старик нанес первый удар.
— Вжых! — скрестилась сталь. Шотландец отбил. И завертелась круговерть. Афанасий рубил слева, справа, сверху. Напирал. Дуглас отбивал сначала легко. Частота ударов возрастала. МакКорин попытался сам перейти в атаку. Теперь Хлопов защищался.
— Вжых! Вжых! Вжых! — сыпались искры. Обманный выпад Дугласа. Отбит. Еще. Отбит. Афанасий сам хитрым приемом чуть не зацепил шотландца. Клинок искривленный у самого лица просвистел. Едва отразил его МакКорин.
— Стоп! — крикнул. Остановились оба. Запыхались. Пот градом катился. У Афанасия вся рубаха на спине взмокла.
— Довольно, старик. — шотландец исподлобья смотрел. Насупившись. Потом вдруг улыбнулся широко, все морщины расправились. — Хороший ты боец! Годен. Если еще и с конем обращаться умеешь…
— Доводилось! — Афанасий тоже улыбался. — Через всю Россию. До самого Китая и обратно верхами проехали. Да и там с манжурами повоевать довелось. А они, скажу тебе, конники знатные.
— До Китая? — удивился Мак Конин. — Слыхать слыхал про такой. Где-то на краю света, сказывали.
— Во-во. Только не света, а России.
— Ну так это оно и есть! Ладно, старик, годен! — маеор палаш в ножны закинул. — А что твой идальго, тоже так умеет? Научил поди?
— Опять лаешься? — укоризненно сказал Афанасий. — Слова какие-то басурманские говоришь.
— Да, нет. — махнул рукой маеор. И пояснил. — Идальго это дворянин по-испански. Я тоже идальго. Я никого не оскорбляю. Не имею такой привычки. Просто я люблю логические рассуждения, которым меня научили в одной духовной школе. А поскольку я служил во многих армиях, которыми командовали и протестанты, и паписты, то помимо воинских искусств, знаю еще много разных языков. Ну так, что, старик, как нам быть с твоим… — Дуглас замялся, подыскивая слово, — подопечным?
