Экс на миллион - Greko
Я усмехнулся. Знал бы Пузан, через что я прошел! Пулям, картечи и шашкам не кланялся. Смерти смотрел в лицо сотни раз. Но он в своем праве: главвор действительно не видел меня в деле.
— Ты не усмехайся, Вася. Я вижу, что тебе записать ножичком человека — плевое дело. Но сам же говорил: я не вор. Это мы едим прошеное, носим брошенное, живем краденым. А ты? Иван с Волги?[1] Сможешь нарезать винта от борзого? Или так все подготовить, чтоб как по маслу прошло?
— Объясни, что хочешь.
— Предложил студент аферу невиданную. Еще никто так не делал. Хочет раком целый город поставить и потрясти купчин за мошну. Он уже в Москве провернул нечто подобное. Рассылал письма с угрозами: мол, так и так, гони лавье на революцию, не то взорвем магазин. И ведь кое-кто купился, отстегнул на карман. Но не все. Несколько раз чуть не попался. Так что верным такое дело не назовешь.
— С несколькими — и то не прокатило. А тут целый город. О каком хоть речь?
— О Белеве в Тульской губернии. Он к нему давно присматривался. Даже ездил туда жалом поводить. Рассказывает, что менты там — сонные мухи, а купцов — видимо-невидимо. И все, как на подбор, лохи.
— Без лоха и жизнь плоха? — подыграл я Пузану, сообразив, что интерес к Белеву возник после знакомства Бодрого с Робким.
— Точно! — рассмеялся он. — В общем, Вася план такой…
Идея была в том, чтобы взять на понт все купеческое сообщество. Припугнуть нескольких, разослать письма остальным и собрать по максимуму у испугавшихся. Если вмешается полиция, дать ей бой. Или попытаться ее нейтрализовать, прихватив на любовнице местного исправника, вернее его помощника, заменявшего начальника.
Я послушал. Кое-что прикинул к носу.
— Понтоваться так понтоваться, но только по моим правилам!
— Растолкуй!
— Никакого, как вы говорите, клюквенного кваса, то есть, без крови. Нужно несколько бомб. Пистолеты. И фотоаппарат.
— Давай подробности. А за бомбы и стволы не беспокойся. Студент берется все решить.
Изложил.
— Может, и прокатит, — задумчиво молвил Пузан. — Так никто раньше не делал, но новые времена — новые возможности. Отчего бы и не попробовать?
— Тем более, для тебя никакого риска. На меня все хочешь скинуть.
— Не зовут вола пиво пить, зовут вола воду возить!
— Меня волом считаешь?
— За тобой должок. Тебя я принял, обогрел, обласкал, ксивой снабдил. Варнацкое слово на варнацкую честь: справишь работу, за паспорта денег не возьму. Но мотю — долю, по-нашему — мне отстегнете в четверть.
— Люди нужны. Вдвоем с Беленцовым не управимся.
— Заберешь с собой молодых. Изю и Осю. Пора их к делам привлекать. Шустрые. Выпусти с ложками в поле на воробья — загоняют!
Я отчетливо понял, что Пузан не верит в успех предприятия и серьезных людей мне не даст. Но готов поддержать на первоначальном этапе, сведя подельников вместе, важно понадував щеки и этим ограничившись. А дальше — как вывезет. Срастётся — он в прибыли. Не срастётся — умер Максим, да и хрен бы с ним. Умирать я не собирался.
… До Белева добрались по железной дороге. Можно сказать, проскочили на тоненького. Не сегодня завтра начнется всероссийская политическая стачка. Жизнь в стране замрет, и, в первую очередь, все перевозки и телеграфные сообщения. Обстановка всеобщего бардака нам на руку. Но как мы будем выбираться в Москву после завершения экса, который правильнее было бы назвать разводом на доверии, — этот вопрос больше всего волновал Сашку Беленцова.
— Не боись, студент, все учтено! — успокаивающе выдал я и похлопал себя по карману, где притаился бельгийский браунинг. — Ты свою работу сделал, оружием нас обеспечил. Теперь мой черед. Прорвемся, лихие налеты!
Юный эсер не соврал. В Калуге, через которую мы ехали в Белев, он ненадолго отлучился и вернулся к самому отправлению поезда с увесистым саквояжем. В нем обнаружились несколько новеньких пистолетов и две жестяные коробки из-под конфет — те самые бомбы, которые я заказывал. Не иначе как товарищи по партии поделились. По-моему, сейчас в России проще найти захоронку с украденными винтовками или лабораторию взрывников, чем вменяемого человека.
Трястись в поезде в компании с адскими машинками — то еще развлечение. Но Бог миловал, добрались благополучно. И столь же успешно прошла акция по обезглавливанию полиции уезда. Неровня купился как последний лох, настолько грамотно Изя изобразил профессионального фотографа. А снимки? Ну какие снимки, если человек впервые взял в руки ручной Кодак? Магнезию подпалил, аппаратом на публику потряс — и всех делов! Как однажды заявил мне мелкий поганец в детском саду, отбирая у меня горшок, наглость — второе счастье! На всю жизнь запомнил. С этой аксиомой я готовился познакомить купеческое сообщество Белева в невиданных прежде масштабах.
И первым на очереди — Дормидонт Мудров, папаша Робкого. Я-то, грешным делом, думал, что наипервейшим среди гильдейских городских капиталов является Прохоровский, основателя торговой марки «Белевская пастила» Амвросия Прохорова. Или семья Сорокиных, торговавшая конопляным маслом. Но нет, Мудров всех побил размером оборота от продажи пеньки, отправляя по Оке многочисленные барки на два миллиона в год. Вот к нему я и направился в компании Бодрого, которому отводилась роль главного балабола.
Разговор с Мудровым вышел тягомотным. Классической такой купчина: сам себя поперек шире, сюртук до колен, сапоги бутылками, борода лопатой. И считающим революцию глупой затеей, вредящей торговле. Свобода слова, собраний и даже прямые выборы в государственную Думу — глупости все это, господское баловство.
— Баловство, говорите? — не выдержал я и вмешался. — А ну как встанут все заводы? Или склады с товаром полыхнут? Или придут к вам победившие пролетарии и спросят: что ты сделал, сукин сын, для дела революции? И наганом в харю: отдавай награбленное!
Для убедительности я вытащил вороненный браунинг и пощелкал переключателями предохранителя с «sur» на «feu» и обратно. Собравшийся послать меня подальше за «харю» и «сукиного сына» Мудров подавился словами. Смотрел, как кролик на удава, то на пистолет, то на шрам на моем горле.
— Хорошая машинка М1900. Семизарядная. Никакой, говорят, отдачи и отклонения от прицельной линии, — поделился я с купцом. — И дешевая. Всего-то 22 рубля. Но революции нужно