Кэрри Гринберг - Длинная серебряная ложка. Приключения британцев в Трансильвании
Последний пункт очень важен. Именно поэтому вампирша петляла по узким, полутемным переулкам, забираясь в самое брюхо трущоб. Здесь на вас нападут, если ваша фигура хотя бы отдаленно напоминает человеческую. Здесь на вас нападут, если вы наденете дерюгу и вываляетесь в навозе. Здесь на вас нападут – и точка.
У глухой обшарпанной стены фройляйн Лайд остановилась. В свете единственного на всю улицу фонаря ее силуэт вырисовывался особенно заманчиво, и минут через пять из-за угла вывернули трое. Радостно переглянувшись, зашагали к ней. Она нащупала на груди медальон, погладила его сквозь платье. «Ты пока отвернись, ладно?».
Первым шел верзила, напоминавший плохо побритую гориллу. Рот бандита не закрывался, словно сила притяжения действовала на его нижнюю челюсть как-то по-особенному, не так, как на остальные части тела. За ним, прихрамывая, плелся белобрысый молодчик с изрытым оспой лицом. К его губе прилипла папироса. Замыкал шествие чернявый паренек, с виду итальянец. От природы темная кожа казалась почти черной из-за корки грязи. Из всей одежды на нем были штаны да жилетка, надетая на голое тело. На шее итальянца висел обломок коралла, согласно поверьям, отвращавший дурной глаз. Вампирша облегченно вздохнула. Это было еще одно суеверие, которому она не придавала значения.
– Какая нам лафа! Постой, мамзелька, не спеши.
Бандиты, перемигиваясь, закружились вокруг девушки. Вдоволь натешившись, остановились, а громила направил на фройляйн Лайд заточку. Вопреки ожиданиям, лезвие не сверкнуло в свете фонаря, потому что было покрыто бурой коростой. Ржавчина, наверное. Хотя вряд ли.
Благодаря этому поступку, бандиты сразу же поднялись в ее рейтинге негодяев. Но проверка еще не закончена.
Фройляйн Лайд дернулась вправо, и бандит, кривляясь, повторил ее движение. Влево – то же самое.
– Ишь, шустрая, – заметил белобрысый. – Нравятся мне такие кошечки. Кис-кис-кис!
– Но-но, не дергайся. Сама виновата, нечего шляться, где ни попадя, – ухмыльнулся итальянец, как видно, специалист по виктимологии.
– Если вам нужны деньги, то их у меня нет, – заявила фройляйн Лайд, чтобы разрешить возможные недоразумения.
Быть может, бандиты скажут: «Жаль, а мы так на это рассчитывали, потому что наши дети плачут от голода». Тогда она их отпустит, хотя и не без сожаления. Вместо этого люмпены загоготали.
– Дались нам твои гроши! У нас и так навар хороший. Будешь ласковой, еще и сама заработаешь!
Еда норовила запрыгнуть в тарелку, да так резво, что приходилось ложкой отбиваться. «Первое, второе, и десерт», – рассудила вампирша. От ужина ее отделяла последняя формальность. Она принципиально не кусала никого младше восемнадцати. А в здешних краях старики и молодежь на одно лицо, с тем же хриплым кашлем и опухшими коленями. Насчет верзилы она не сомневалась, но белобрысый и итальянец ее беспокоили.
– Ты, – она ткнула в первого. – Сколько тебе лет?
Опешивший парень захлопал белесыми ресницами.
– Ты че, опись населения проводишь?
– Сколько?
– Да пошла ты!
– Я жду.
– Ну, девятнадцать.
– Отлично. Тебе?
– Я почем знаю, – итальянец поскреб затылок. – Мамка говорила, что я родился в тот день, когда Гарибальди взял Палермо.
– Это было в 60-м. Так ты родом из Сицилии? – не удержалась она.
– Мои старики оттуда, только им пришлось драпать – папаша мой поцапался с местным доном. Потом колесили по всей Италии, пока не осели в Триесте. Я тогда совсем еще мальцом был.
Голод, железными когтями раздиравший ее изнутри – и голову, и тело – на время отступил. Она услышала, как волны перешептываются с кипарисами, и увидела золотую ленту, которую солнце перебросило для нее через все море. Именно так выглядел ее последний закат. На самом деле, она его не запомнила, просто нафантазировала, собрала воедино все приятные образы и всунула в тот вечер.
– Наверное, каждый день ты купался в море.
– Было дело.
– А я вот никогда не видел моря, – белобрысый задумчиво пошевелил ухом. – Я ваще ни разу из города не выбирался.
– Тю, нашел о чем жалеть. Вода там жирная от нефти, вонючая, мусор повсюду плавает, чайки орут как оглашенные…
– На самом деле, чайки кричат довольно мелодично, – возразила вампирша. – Мне нравилось просыпаться под их крики.
– Ты там тоже была?
Фройляйн Лайд кивнула.
Бандит расплылся в улыбке. Зубы его были такими черными, что создавалось впечатление, будто их вообще нет.
– Да ну! А по-нашенски болтаешь? Parli italiano?
– Un pochino. Я люблю этот язык. На нем разговаривает женщина, заменившая мне мать.
– Крестная, что ли?
– Можно и так сказать, – чуть поморщившись, ответила фройляйн Лайд. – Я посетила Италию прошлой весной. Красивая страна, и люди добрые. А еще мне очень нравилось тамошнее вино и тирамису. Мама готовила тебе тирамису?
– Какой там! Мы с хлеба на воду перебивались. Правда, однажды я залез в кондитерскую лавку и так этого тирамису нажрался, что пузо свело. Но кондитер, гад, меня сцапал и легавым сдал. Ну, ниче, я как вышел из кутузки, сразу его лавочку подпалил!
– А че такое тирамису? – поинтересовался белобрысый.
– Ну, как тебе объяснить. Оно… как облака.
– Че, серое и течет постоянно?
– Нет, такое воздушное! Внизу печенье, сладкое аж кишки слипаются, а поверху этот… как его…
– Творог, кажется, – пришла на помощь девушка. Хотя сама она уже не была уверена.
– Ага, – глубокомысленно протянул белобрысый. – А че такое творог?
– Это продукт из кислого молока, отжатого от сыворотки. Бывает крупно– и мелкозернистый, жирный, полужирный и совсем обезжиренный, – выпалил верзила, доселе хранивший молчание. – Че вы на меня вылупились? Между прочим, у меня мать была молочницей. Но отчим пропил и корову, и тележку… Ну, все, хорош разговоры разговаривать! Давайте, что ли?
Итальянец и белобрысый воззрились на своего товарища так, словно он оказался переодетым полицейским.
– Да ты че, с дубу рухнул? – завопил белобрысый, стараясь дотянуться кулаком до его носа, что было затруднительно, даже стоя на цыпочках. – Она мировая девчонка! Понял? Она не такая, как все!
Фройляйн Лайд мысленно с ним согласилась. Выражение «не такая как все» отлично ее характеризовало. Во всех смыслах. Однако дело принимало неожиданный оборот.
– Хоть пальцем ее тронешь, и я те кишки выпущу! – посулил итальянец. – Она со мной разговаривала, понял? Ей было интересно! Мною никто никогда не интересовался! И про мамку, и про тирамису… и ваще. Думал, сдохну, и ни одна собака не заплачет! А тут…
Верзила попятился.
– А че сразу я? Я хотел спросить, может, ее до дому проводить? А то еще пристанет какая-нибудь гнида.
