Дадли Поуп - Лейтенант Рэймидж
До слуха его донеслось чье-то пыхтение и ворчание. Джексон вскочил, держа кортик наизготовку. Появился Нино.
— Ну и жара, комманданте, — заявил он, энергично утирая пот куском материи, благодаря чему слой сажи, постоянно украшающий лицо всякого карбонария, за исключением мест, по которым часто стекает пот, еще больше размазался по лицу. — На этот раз мне не удалось захватить врасплох вашего часового!
— Какие новости, Нино? Присаживайся. У нас, правда, нет вина — только вода.
— Из уважения к моему дяде в Порто-Эрколе я, комманданте, взял на себя смелость захватить с собой кое-что, — усмехнулся Нино.
Он развязал узелок и достал три бутылки белого, с золотистым оттенком вина, которым славилась здешняя округа, а также несколько кусков сыра и с полдюжины длинных тонких ломтей хлеба.
— Это сухари, — сказал Нино. — Маркиза рассказала мне о ваших корабельных сухарях, так что разыскал для вас нечто подобное.
— Очень благородно с твоей стороны, Нино.
— Prego, комманданте, это пустяки, чувствуйте себя как дома. Этот хлеб сделан из зерна, выращенного моим дядей.
Употребление вина в такую жару всегда вызывало у Рэймиджа головную боль, но отказ обидел бы Нино.
— Мы выпьем немного, а остальное прибережем для путешествия, — сказал лейтенант.
— Пейте все сейчас, комманданте, два синьора захватят с собой припасы на дорогу.
— Два синьора, Нино? — Рэймидж внимательно посмотрел на крестьянина.
— Я принес вам сообщение от маркизы, комманданте. Она велела передать: три других синьора пришли к выводу, что долг обязывает их остаться здесь.
Голос Нино был вежливым, но его отношение к отказавшимся не вызывало сомнений.
— Кто же те два синьора?
— Мне неизвестны их имена. Они молоды, и, как я полагаю, родственники — кузены. А теперь мне пора идти, комманданте — до нашей встречи в девять я должен успеть кое-что сделать. Permesso, Комманданте?
— Конечно Нино. Спасибо тебе, и передай привет брату, жене и матери. А также мои извинения за то, что доставил им столько беспокойства прошлой ночью.
— Пустяки, комманданте.
С этими словами он ушел. Рэймидж приказал Джексону дать вина и еды матросам и снова растянулся на песке, наблюдая за насекомыми, мелькающими между ветками можжевельника. Воздух гудел от стрекотанья цикад, этот звук идет, казалось отовсюду, иногда создавая ощущение, что стрекот раздается прямо в мозгу.
Сон освежил Рэймиджа, он чувствовал себя отдохнувшим и полным сил. Неотложные проблемы были разрешены, и лейтенант поймал себя на мысли, что думает о девушке: раз за разом перед его мысленным взором прокручивались сцены в Башне, снова и снова ему будто слышался ее голос. Трудно понять, какой он: мягкий, но с металлическими нотками властности, звучащий отчетливо, но мелодично. Чистый, но в то же время на грани легкой хрипоты. Он попытался предположить, какой оттенок приобрела бы эта хрипота, будь она влюблена, но тут же заставил себя не думать об этом: благодаря палящему солнцу в жар бросало и при отсутствии подобных мыслей. Хватит и того, что его взбудоражили воспоминания об обнаженной Еве, вышедшей из под резца Гиберти и предположения об очертаниях тела, спрятанного под черным балахоном.
Его обуревало неодолимое желание еще раз вольно побродить по холмам Тосканы: проскакать по дороге, поднимая облака белой пыли, увидеть растущие на склонах стройные ряды темно-зеленых кипарисов, контрастно выделяющихся на фоне ослепительно-голубого неба. Понаблюдать, как тащит плуг пара бурых быков, лениво отгоняя мух хвостом, тем временем как их хозяин дремлет в коляске. Подняться по извилистой дороге к воротам обнесенного стенами города на холме, промчаться под звон копыт по узкой мостовой, а подняв взор, увидеть, как из окошка на него с интересом устремляется пара прекрасных глаз. Вернуться в прошлое, во времена своего детства, когда Джанна была маленькой девочкой, которую маркиза взяла в свой дом…
Когда, уже в сумерках, Рэймидж наблюдал за тем, как луна поднимается над Монте Капальбио, цикады стрекотали с прежней силой — неужели они никогда не спят? Еще днем, рассматривая плоский камень, закрепленный в южной стене Башни, лейтенант с трудом сумел прочитать несколько выбитых на нем латинских слов, гласящих, что некий Альфиеро Николо Вердеко «воздвиг сие строение в году 1606 от Рождества Христова». Неужели синьор Вердеко стоял двести лет назад на этом самом месте, глядя на свое «строение», купающееся в розовато-серебристом свете полной луны, луны, которая бывает только в дни осеннего равноденствия?
До слуха Рэймиджа донеслись всплески воды. С вершины дюны он посмотрел вниз, на устье реки: стоя по колено в воде, трое матросов удерживали шлюпку так, чтобы корма килем цеплялась за песчаную банку. Остальные моряки уже заняли места в гичке, готовые помочь беглецам подняться на борт.
Лейтенант спросил у Смита, сколько времени. Показался тонкий лучик света — это Смит приподнял брезент, закрывающий фонарь, и поднес к нему часы. Слава Богу, что кто-то догадался захватить изрядный запас свечей.
— Почти без пяти девять, сэр.
Самое время направиться по гряде дюн к Башне, высматривая приближение итальянцев. Остается надеяться, что они придут вовремя. В Италии понятие «в девять часов» может означать любой промежуток времени между десятью и полуночью. Рэймидж подозревал, что они укрываются где-то поблизости от маленького городка Капальбио, находящегося на дальней от моря стороне озера. Самый короткий путь к гичке ведет вокруг северной оконечности озера, где они выйдут на тропу, идущую параллельно берегу водоема ярдах в сорока от него, и соединяющую Башню с деревушкой Анседония, расположенной на пути к перешейкам. Нино говорил, что эта дорога носила имя Страда ди Кавалледжери — Дорога всадников, но теперь ей никто не пользуется. Дорогу покрывал слой плотного песка, с основой из камня в тех местах, где она пересекала заболоченные участки. Заканчивалась дорога у Башни, там, где через реку перекинут мост из узких дощечек. Беглецам нужно всего лишь следовать по дороге вплоть до моста, затем повернуть направо, взобраться на гряду дюн и двигаться вдоль течения реки до самого устья, где их ждет шлюпка.
Луна быстро поднималась над горизонтом, буквально на глазах уменьшаясь в размерах и теряя свой розоватый оттенок. Проклятье, подумал Рэймидж, сейчас, должно быть, уже половина десятого.
Джексон, казалось, почувствовал обуревающие его волнение и беспокойство.
— Надеюсь, с ними все в порядке, сэр?
— Думаю, да: ни разу в жизни не встречал пунктуального итальянца.
