Кейт Мосс - Лабиринт
Стало прохладнее, но лоб у него блестел от пота, а лицо раскраснелось. Ему бы следовало спуститься в кухню, присмотреть за слугами, убедиться, что все готово. Но значительность этой минуты овладела им. Он стоял сейчас на перекрестке, откуда во все стороны расходились тропы, ведущие к неверному будущему. Все, чем была до сих пор его жизнь, все, чем она станет дальше, зависело от его решения.
«Что же она не идет?» Пеллетье стиснул письмо в кулаке. Так или иначе, он успел запомнить его от слова до слова.
Он отвернулся от окна, и что-то, блеснувшее в тенях и пыли под дверью, остановило его взгляд. Пеллетье нагнулся и поднял находку: тяжелую серебряную пряжку с медными вставками, достаточно большую, чтобы служить застежкой плаща или платья.
Кастелян нахмурился. У него такой не было.
Он поднес пряжку к свече, чтобы лучше видеть. Ничего особенного. На рынке такие продаются сотнями. Неплохого качества, но не слишком роскошная. Хозяин мог быть человеком состоятельным, однако не богач.
Она не могла пролежать здесь долго. Франсуа каждое утро прибирал комнату и наверняка заметил бы ее. Другие слуги в комнату не допускались, и дверь весь день простояла запертой.
Пеллетье огляделся, отыскивая следы вторжения. На душе у него было неспокойно. Кажется это или предметы на столе лежат чуточку не так, как он их оставил? И не ворошил ли кто-то постель? Сегодня его тревожила каждая мелочь.
— Paire?
Элэйс говорила тихо, и все же ее голос заставил его подскочить. Пеллетье поспешно опустил пряжку в карман.
— Отец, — повторила она, — ты посылал за мной?
Пеллетье собрался:
— Да-да, посылал. Входи.
— Угодно что-нибудь еще, мессире? — спросил из-за двери Франсуа.
— Нет. Подожди снаружи, может быть, понадобишься.
Он дождался, пока закроется дверь, и поманил Элэйс к столу. Налил ей вина и наполнил свой опустевший кубок, но садиться не стал.
— У тебя усталый вид.
— Устала немножко.
— Что говорят о совете, Элэйс?
— Никто не знает, что и думать, мессире. Много чего говорят. Все молятся, чтобы дела оказались не так плохи, как выглядят. Всем известно, что завтра виконт почти без свиты отправляется в Монпелье, чтобы просить аудиенции у своего дяди, графа Тулузы.
Она помолчала.
— Это верно?
Он кивнул.
— Однако объявлено, что турнир состоится?
— И это верно. Виконт надеется закончить дело и вернуться домой в две недели. До конца июля точно.
— Ты думаешь, он добьется успеха?
Пеллетье не отвечал, продолжая расхаживать взад-вперед, и его беспокойство передалось дочери.
Для храбрости она хлебнула вина.
— Гильом тоже в свите?
— Разве он тебе не сказал? — вскинулся отец.
— Я не виделась с ним с тех пор, как собрался совет, — призналась она.
— Где же он, во имя святой веры? — поразился Пеллетье.
— Пожалуйста, скажи, да или нет?
— Гильом дю Мас избран, хотя, признаюсь, против моего желания. Виконт отличает его.
— Не без причины, paire, — тихо заметила она. — Он искусный шевалье.
Пеллетье наклонился, чтобы долить вина в ее кубок.
— Элэйс, ты ему доверяешь?
Вопрос застал ее врасплох, однако она не промедлила с ответом.
— Разве жена не должна доверять мужу?
— Да-да. Я не ждал другого ответа, — отмахнулся он. — Но… он не расспрашивал, что случилось сегодня утром на реке?
— Ты велел никому не рассказывать, — напомнила она, — и я повиновалась.
— А я не сомневался, что ты сдержишь слово, — однако я спрашивал не о том. Разве Гильом не спросил тебя, где ты была?
— Когда он мог спросить? — упрямо ответила она. — Я же сказала, что не виделась с ним.
Пеллетье снова прошел к окну.
— Тебя пугает приближение войны? — спросил он, не оборачиваясь к дочери.
Элэйс подивилась неожиданной перемене темы, но ответила опять без запинки:
— Мысль о войне пугает, мессире. Но ведь до этого не дойдет, верно?
— Да, может, и обойдется.
Он оперся рукой о край окна, затерявшись в собственных мыслях и, по-видимому, забыв о ее присутствии.
— Я знаю, что мои расспросы удивляют тебя, но у меня есть причина спрашивать. Загляни поглубже в свое сердце. Тщательно взвесь ответ и скажи правду. Ты доверяешь мужу? Веришь, что он станет защищать тебя, что будет тебе верен?
Элэйс понимала, что главное так и осталось невысказанным, но все равно не решалась ответить. Она не хотела предавать Гильома, но и солгать отцу не могла.
— Я знаю, что ты им недоволен, мессире, — ровным голосом проговорила она. — Хотя не знаю, чем он мог вызвать…
— Ты прекрасно знаешь, чем я недоволен, — нетерпеливо перебил Пеллетье. — Я тебе достаточно часто объяснял. Однако мое личное мнение о Гильоме дю Масе так и не определилось. Можно не любить человека, однако признавать его достоинства. Прошу тебя, Элэйс, ответь на вопрос. От твоего ответа зависит очень многое.
Вспомнился спящий Гильом. Глаза, темные и влекущие, как магнитный камень; губы, целующие ее запястье. Вспомнилось так ярко, что закружилась голова.
— Я не могу ответить, — наконец решилась она.
— Ах так, — выдохнул Пеллетье. — Хорошо, хорошо. Я понимаю…
— Со всем уважением, paire, но ничего ты не понимаешь, — вспыхнула Элэйс. — Я ничего не говорила.
Он повернулся к дочери.
— Ты сказала Гильому, что я за тобой послал?
— Я же сказала, что с ним не виделась, и… и нехорошо тебе так допрашивать меня. Заставлять меня делать выбор между верностью ему и тебе. — Элэйс начала вставать. — Так что, мессире, если ты больше не нуждаешься в моем присутствии в такой поздний час, я прошу о позволении удалиться.
Пеллетье понял, что пора разрядить ситуацию.
— Сядь, сядь. Вижу, что обидел. Прости. У меня не было такого намерения.
Он протянул дочери руку. Чуть помедлив, Элэйс приняла ее.
— Я не собирался говорить загадками. Дело в том, что я сам не могу решиться. Сегодня вечером я получил очень важное сообщение, Элэйс, и последние несколько часов пытался решить, что делать, взвешивал разные возможности. Я уже думал, что избрал единственный путь, когда посылал за тобой, и тем не менее продолжал сомневаться.
Элэйс встретила его взгляд:
— И что же теперь?
— Теперь мне ясно, что делать. Да, я думаю, что вижу единственный путь.
Кровь отлила у Элэйс от щек.
— Значит, война все-таки будет, — сказала она неожиданно мягко.
— Да, думаю, это неизбежно. Судя по всему, ничего хорошего ждать не приходится. Ничего не поделаешь, мы попали в водоворот, с которым нашими силами не совладать, сколько бы мы ни старались убедить себя в обратном. — Он помолчал. — Но и это еще не главное, Элэйс. И если в Монпелье дело обернется плохо, то, возможно, у меня уже не будет возможности… рассказать тебе.
