Эжен Лабом - От триумфа до разгрома. Русская кампания 1812-го года
Прекрасная в течение всего дня погода, к вечеру испортилась, стало холодно и сыро. Армия поставила бивуаки прямо на поле боя. Вице-король, который с четырех часов утра не сходил с коня, отправился на холм, где стала Королевская Гвардия. Там он ожидал, когда поставят его палатку, но поскольку его слуги заблудились, Его Высочество и его свиту гостеприимно принял генерал Лекки, хотя он мог предложить нам только ужин без хлеба и двуколку вместо постели. Ею принц и воспользовался. Это был самый суровый лагерь – людям и лошадям нечего было есть, а отсутствие дров предвещало нам холодную ночь.
Рано утром (8-го сентября) мы вернулись на поле боя. Все наши предположения, сделанные накануне, сталь явью. Противник, видя то бесстрашие, с которым мы захватили его редуты, решили оставить свои позиции и уйти. Проходя по тем местам, где они стояли, мы имели возможность судить о том, что русские понесли колоссальные потери. Все пространство, площадью примерно в один лье, вся земля была усеяна мертвыми и ранеными. В воронках от разорвавшихся снарядов останки людей и лошадей лежали просто вперемешку. Огонь наших гаубиц был настолько разрушительным, что по всей равнине высились горы трупов, а оставшееся пространство было покрыто либо обломками пик, ружей, касок и кирас, либо картечью и пулями, коих было так много, что это напоминало выпавший после сильной бури град. Но самым ужасным были овраги – почти все раненые, способные передвигаться, прятались там от огня. Эти несчастные, горами лежали друг на друге, истекая кровью, испуская страшные стоны и, громкими криками призывая смерть, страстно умоляли нас положить конец их мучениям.
В то время как конница преследовала противника, вице-король приказал своим инженерам уничтожить редут, и поскольку 4-й корпус уже разбил здесь лагерь, предполагалось, что мы должны провести здесь ночь. Также, Его Высочество приказал своему штабу разместиться в церкви деревни Бородино, единственном уцелевшем после битвы здании, но он было полностью наполнено ранеными, а хирурги занимались их лечением. Тогда штаб принял решение поселиться в деревне Новое,[95] недалеко от дороги на Можайск, на берегу Колочи. Там, недалеко от усадьбы были замечены несколько отрядов казаков, но им пришлось отступить.
Тогда же вице-королю сообщили о том, что из Витебска прибыла 15-я дивизия и присоединилась к корпусу. Выйдя из деревни, рядом с которой находился брошенный противником редут, мы взяли правее дороги, ведущей на Можайск – по ней шла центральная группа нашей армии – и продолжили марш вдоль Колочи. На этом марше мы выяснили, почему накануне вечером мы бы не смогли обойти русские позиции с правого фланга. Во-первых, здесь у них размещались многочисленные резервные части, а во-вторых, вдоль реки стояли несколько замаскированных батарей. В полулье от села Красное мы обнаружили еще четыре больших редута, построенных в виде квадрата. В их задачу входило защищать дорогу, а кроме того, они были недостроены.
Покидая поле битвы, мы оставили отряд для сбора всех отставших и охраны этой позиции. Командиром был назначен полковник Бурмон. Он прекрасно справился с этой задачей и, после того как все укрепления, возведенные противником, были уничтожены, через несколько дней вернулся в корпус. Все это время он жил среди мертвых и умирающих, а за провизией ему приходилось посылать отряды на расстояние более пяти лье.
Мы устраивали лагерь в поместье Красное,[96] и тут пронесся слух о прибытии Наполеона. Новость эта, однако, не подтвердилась. В районе возвышенности, расположенной дальше по дороге, наши стрелки столкнулись с казаками. Во время атаки был ранен полковник Марбеф, командир кавалерийского полка.
Поместье Красное и одноименная деревня расположены недалеко от Москвы-реки. На следующее утро мы пересекли эту реку и, держась левой стороны, готовились атаковать Можайск, но вице-король со своей охраной вошел только в пригороды. Здесь мы увидели, что этот несчастный город объят пламенем. Жители бежали, и наши драгуны взяли в плен лишь нескольких из них, обнаруженных в домах по эту сторону реки. Несколько батарей, установленных за Можайском на холмах, свидетельствовали о том, что город наш. Мы узнали, что Наполеон взял его после упорного боя. Противник, находясь в горящем городе, не пожелал оставить его просто так, и после битвы весь город был усеян мертвыми и умирающими.
Пока 4-й корпус продолжал идти, держась левее главной дороги, наш штаб, исследуя окрестности, прошел через густой лес и обнаружил большую деревню, а пройдя дальше, еще одну, называемую Введенское.[97]
Это – восхитительное место. Здесь находилась усадьба, роскошь мебели и убранства интерьеров которой гармонировала с красотой фасадов, но тогда она была полностью разграблена. Наши солдаты нашли только несколько тысяч бутылок вина.
От Введенского, повернув направо, мы пересекли речку, прошли мимо небольшой деревни и, держа путь по дороге, проложенной через густой подлесок и заросли терновника, мы прибыли в деревню, которая называется Врыньково,[98] где, как мы предполагали, должен был разместиться штаб. Еще издали мы видели очень аккуратные дома, и четыре красивых колокольни. Едва мы собрались остановиться в этой деревне, где, казалось, царили изобилие и достаток, как нам сообщили, что 4-й корпус идет в Рузу. Уходя из Врыньково, мы заметили множество крестьян на телегах, груженных мебелью и другим ценным имуществом. Это зрелище настолько удивило нас, что мы попросили полковника Асселина объяснить, что, по его мнению, может быть причиной такого массового скопления людей, и он ответил так:
– По мере того, как наши войска продвигались вглубь России, император Александр захотел, учитывая желания дворянства и следуя примеру Испании, превратить эту войну в национально-освободительную. В соответствии с этой идеей, дворянам и духовенству предписывалось с помощью денег и агитации поднимать против нас крестьян. Из всех поддержавших этот план уездов, Рузский оказался самым активным. Все население, воодушевленное их помещиком, организовалось по-военному, а он объявил себя главнокомандующим и был готов по первому приказу присоединиться к регулярной русской армии.
– Поскольку Руза лежит в пяти или шести лье от главной дороги, жители надеялись, что мы не пройдем через их город, и он будет в безопасности и спокойствии. Каково же было их удивление, или, вернее, страх, – продолжал полковник, – когда посланный принцем я явился перед Рузой десятком баварской кавалерии? Напуганные крестьяне повыскакивали из своих домов, спешно запрягли лошадей и, как вы можете убедиться, бегут что есть силы.
