Карит Этлар - Предводитель энгов

— Нет, бургомистр! — с веселым задором ответил Свен. — План действий я начну обдумывать тотчас, а об опасностях стану вспоминать лишь тогда, когда они будут позади. Да к тому же победа без риска все равно что незаслуженная похвала.

Нансен протянул Свену руку и, задержав ее в своей, сказал:

— Желаю удачи, Свен! Дай бог нам встретиться снова. И если тебе понадобится помощь друга, обращайся ко мне.

— Спасибо, господин бургомистр, — ответил Свен. — А если вам когда-нибудь снова понадобится помощь Свена-Предводителя, обращайтесь ко мне, но ловушек больше не расставляйте. А если вернетесь в Копенгаген, скажите его королевскому величеству и его знатным приближенным, что я, простой человек, советую им либо полностью доверять тому, к кому они обращаются, либо уж не доверять вовсе. Может, мой совет им пригодится.

Свен еще произносил эти последние слова, когда снаружи раздался приглушенный шум: камень отвалили, в отверстие просунулись чьи-то ноги. Пока пришелец возился с камнем, заваливая вход, верхняя половина его туловища по-прежнему была невидима. Наконец он сполз вниз, кивнул Свену и сел на ложе из буковых ветвей, с откровенным недоумением уставившись на Нансена.

— Как дела, Ивер? — спросил Свен. — Откуда ты?

— С похорон.

— С чьих же это похорон?

— Шведские конники решили проверить, глубока ли вода в заливе. Вот и пошли ко дну, а мы стояли на острове и смотрели.

— А где Ане-Мария и все наши?

— В безопасности.

— Этот человек — моя правая рука, — сказал Свен, обращаясь к Нансену.

— А это моя голова, — тотчас отозвался Ивер, который считал нужным ответить любезностью на любезность Свена.

Нансен заметил с улыбкой:

— Я уже имел удовольствие познакомиться с твоим Другом, Свен.

— Чего я не мог бы сказать о себе, — отозвался Ивер.

— Ладно, ладно, Ивер. Потом ты узнаешь его имя, он передал нам важное поручение; тут нам придется испытать наши силы. Но об этом мы потолкуем завтра. А пока, я думаю, нам надо забыть, что на улице светает. Потушим-ка лучину и вздремнем. Мы заслужили этот сон: отдохнем перед тем, что нам предстоит выполнить завтра.

Ивер взял охапку сена и, бросив ее на пол, улегся на ней. Свен и Нансен расстелили свои плащи на буковых ветвях и вытянулись на этом ложе бок о бок. И вскоре в пещере все стихло — слышалось только глубокое и ровное дыхание трех спящих мужчин.

ИСПОВЕДЬ

На другой день в Вордингборге царило необычное оживление. На улицах городка было как-то особенно людно — к церкви со всех сторон стекались горожане.

В толпе мелькали мундиры шведских офицеров из гарнизона, оставленного Карлом Густавом в замке. Сам король продолжал свой походный марш на Копенгаген.

Чем ближе к церкви, тем гуще делалась толпа, — городские стражники тщетно пытались расчистить путь, ведущий к главному входу. Их оттеснили в сторону, и они уже не делали новых попыток освободить проход. У самых церковных дверей стояла кучка шведских офицеров, которые, воспользовавшись удобным случаем, пытались рассмотреть городских красавиц, когда те, входя в храм, откидывали с лица вуаль.

В толпе прихожан выделялся молодой человек в церковном облачении с белым воротником. Он был тощ и долговяз, с белесыми волосами, бледным, нездоровым цветом лица и тусклым, безжизненным взглядом. С ним рядом шла молоденькая девушка, в руках она держала молитвенник, обернутый в белый носовой платок.

Молодой человек, Олуф Танге, служил капелланом при местном пасторе. Девушка была единственной дочерью пастора. Ее звали Гьертруд, и она была помолвлена с господином Танге.

В церкви капеллан подвел свою спутницу к креслу, которое стояло рядом с самым почетным местом, а сам проследовал к алтарю, чтобы занять место на хорах среди двенадцати учеников местной латинской школы, составлявших церковный хор. Расположившись там, Танге стал усердно грызть ногти, одновременно записывая в церковную книгу тех, кто желал исповедоваться в ближайшую пятницу.

Был как раз канун того дня, когда прихожане Вордингберга обычно шли к святому причастию. Однако не только по этой причине в церковь собралось сегодня так много народу. Внимание прихожан привлекал не столько сам пастор в исповедальне, сколько женщина, распростертая на каменном полу перед дверью, ведущей на хоры. На ней было широкое одеяние из черного холста, покрывавшее ее всю, от шеи до босых ступней.

— Это Головешка, — перешептывались прихожане. — Сегодня она в первый раз должна принести публичное покаяние, а в воскресенье, говорят, ее заставят босиком стоять в глубоком снегу у церковных дверей. Подлое отребье!

— А кто эта Головешка? — спросил высокий мужчина, который вместе со своим спутником прокладывал себе дорогу сквозь толпу прихожан и благодаря своей настойчивости выбился в передние ряды у алтаря.

— С нами господня милость! — прошептал какой-то крепыш, стоявший рядом с ними. — Неужто вы не знаете Головешку? Да ведь это же ведьма, которая бродит по городу и окрестным деревням и наводит порчу на людей и скотину.

В эту минуту послышался звон колокольчика и появился церковный могильщик с длинным белым шестом в руках. Полный достоинства и важности, он обходил ряды прихожан и будил всех задремавших на скамье. После его ухода прерванная беседа возобновилась.

— Если то, что вы рассказываете о Головешке, правда, — вновь заговорил один из двух настойчивых мужчин, который тем временем незаметно пробрался уже к самому первому ряду, где стояло несколько шведских солдат, — я удивляюсь, почему городской совет присудил ее к такому легкому наказанию. Ведь по закону страны каждая ведьма, обвиненная в колдовстве и других злодеяниях, должна быть заживо сожжена.

— Не говорите, сударь, — вздохнул горожанин. — Мы и сами надеялись, что городской совет не лишит нас этого приятного зрелища, но ведьма перехитрила всех: они не смогли вынудить у нее признания, а раз так — она отделалась лишь публичным покаянием в церкви. Ага, вот и господин Танге сделал знак органисту — значит, пастор кончил принимать исповедующихся.

— Нет еще, — сказал мужчина. — Я тоже должен исповедаться перед пастором.

Он бросил выразительный взгляд на своего товарища и выступил вперед из толпы. Шведы преградили ему путь, но он, положив руку на плечо их начальника, воскликнул:

— Разрешите пройти, господин капитан!

И решительно шагнул к исповедальне. Капеллан, стоявший у двери, ведущей к алтарю, остановил пришельца словами:

— Если вы хотите быть допущены к святому причастию, вы прежде должны подойти ко мне и сообщить свое имя и звание.

— Пожалуй, в этом нет нужды, любезный господин капеллан! — ответил человек спокойным глубоким голосом.