Джеймс Джексон - Кровавые скалы
— Я не хотел бы потерять вас так скоро. — Ла Валетт знаком пригласил Лакруа сесть. — Не настал еще час испытать моих доверенных советников в открытом бою. — Де Понтье коротко поклонился. — По своему обыкновению, брат Большого Креста удостоил нас щедрым предложением. Мое же будет скромнее.
— А вам есть что предложить?
— Если вы желаете заставить защитников Сент-Эльмо сражаться до последнего, пробудив в них храбрость или стыд, то для сей цели не требуется ни присутствия великого магистра, ни брата Большого Креста.
— И что вы рекомендуете?
— Молодую кровь, сир. Настоящего непоседу, воина, пусть и совсем юного, но уже доказавшего свою смелость и способного воодушевить других, пожертвовав собой.
— Месье Гарди…
— Он ведь не рыцарь и не дворянин, сир. Послать его означает показать, что мы больше доверяем обычному авантюристу, наемнику, чем нашим братьям-рыцарям.
Лакруа вновь был на ногах.
— Что за вздор!
— Наилучшее решение проблемы.
— К чему оно приведет и кто окажется в выигрыше, де Понтье? Неужели вами правят лишь мелочная ненависть и злоба?
— Соображения крайней необходимости и обстоятельства осады. Защитники Сент-Эльмо умоляют дать им новые указания, брат Большого Креста. И доставит их странствующий пират.
Дискуссия все еще продолжалась, когда Ла Валетт удалился в свои покои для аудиенций. Еду уже принесли — ломоть хлеба, тарелку тушеной козлятины и графин вина. Внезапный приступ тошноты скрутил магистра. Сдержав подступившую рвоту, он несколько минут сидел, хватая ртом воздух. В последнее время Ла Валетт чувствовал себя неважно. Возможно, сказывались усталость, бремя ответственности и постоянные опасения за будущее братьев и церкви. Тем не менее его слабость казалась сущим пустяком в сравнении с вторжением турок. Слабость можно скрыть или подавить верой и железной дисциплиной. Гроссмейстер осмотрел себя, готовясь к беседе.
— Ваша светлость. — Кристиан Гарди вошел в покой в сопровождении пажа. — Надеюсь, я не потревожил вас в столь поздний час.
— Лучше бодрствовать и сохранять бдительность, чем беспечно почивать, месье Гарди.
— Не многие из нас спят, сир. Турецкие пушки, должно быть, разбудили людей в самой Сицилии.
— Письма вице-короля свидетельствуют о том же.
— Есть вести о подкреплении?
— Мы не нуждаемся в подкреплении, чтобы избрать свою судьбу. Лишь мы сами способны вершить ее.
— В таком случае я пришел предложить еще одну вылазку.
— На мыс Виселиц?
— Сарацины доставили на сушу орудия и спешно готовятся к обстрелу.
— Несомненно, они планируют оборвать нашу связь с Сент-Эльмо.
— Позвольте мне атаковать их, сир.
— Я не вправе.
— Достаточно людей, которые смогут уместиться в двух лодках, сир. От этого зависит жизнь наших братьев в Сент-Эльмо.
— Возможно, их жизнь будет зависеть от вас. — Глаза Ла Валетта излучали понимание, а их доброта плохо сочеталась с суровостью лица. — Похоже, боевой дух некоторых защитников форта подорван. Поступило предложение укрепить их волю и разжечь пыл.
— Под вашим руководством так и произойдет, сир.
— Или же в вашем присутствии, месье Гарди.
Англичанин не моргнул и не запнулся.
— Когда я должен отбыть, сир?
— Завтра ночью… — Ла Валетт помедлил. — Но это не приказ.
— Какой же солдат не ищет битвы, сир?
— В Сент-Эльмо вас ждет не битва, а смерть, месье Гарди.
— Я отправлюсь наравне с другими добровольцами, сир.
— Вы возьмете с собой две сотни испанских пехотинцев, оставшихся после ухода полковника Маса, а также передадите защитникам наши благодарности и молитвы.
Приговор был вынесен. Гарди поклонился и вышел. Нужно успеть попрощаться.
И да, и нет. Предатель держал двумя пальцами керамическую бутылочку. В ней содержался мышьяк, выбранный им яд, — бесцветная жидкость без вкуса и запаха, которая подобно возбудителю некой болезни заставляла великого магистра совершить первый шаг на пути к последующей гибели. Изменника не заподозрят; никто не сумеет проследить, куда тянется нить от медленно угасающего человека. Кончина гроссмейстера покажется естественным событием, всего лишь трагическим и в то же время привычным итогом жизни, сломленной преклонным возрастом, тяготами службы и бременем войны. Если же сей метод был достаточно изощрен для Борджиа[18], то его хватит, чтобы обмануть рыцарей. Мышьяк вызывал множество симптомов: желудочные спазмы, запор, рвоту, неутолимую жажду, выпадение волос, утомление, жжение во всем теле, — растолковать их будет непросто, и каждый, вероятно, повлечет за собой лечение. Именно это и убьет магистра. В столь ослабленном состоянии Ла Валетт станет принимать лекарства ради исцеления, но совокупное действие снадобий будет лишь отнимать жизнь. По собственному неведению госпитальеры обернутся убийцами. В этом была определенная справедливость и некая логика. Улыбаясь про себя, предатель спрятал флакон в потайной карман под одеждой. Мир ордена начинал рушиться.
Люка обзавелся новыми друзьями и теперь на бегу бросал камешки двум охотничьим собакам. Гончие игриво прыгали на мальчика, смех и лай проносились по пыльной улице. Веселое зрелище. Гарди наблюдал за ними, не желая вмешиваться и оглашать вести, которые нарушат идиллию, погубят радость. Легче было бы незаметно ускользнуть, и все оказалось бы не столь жестоким, не приведи он мальчика в Биргу. Тринадцатилетний парнишка надеялся на Гарди и верил ему, a он пришел, чтобы подорвать его веру.
Люка заметил Кристиана. Должно быть, почувствовал его присутствие, а потому усмирил собак и стоял неподвижно, дожидаясь, пока англичанин подойдет к нему.
— У вас грустное лицо, сеньор.
— Я должен о многом поразмыслить.
— Вы собираетесь уехать.
Слова были сказаны со всей присущей ребенку непосредственностью и прямотой, со всей откровенностью, которой обладают редкие взрослые. Мальчик укоризненно смотрел на Гарди.
— Я отправляюсь в Сент-Эльмо, Люка.
— Вы отправляетесь за смертью, сеньор.
— Быть может, за славной смертью. Ты ведь тоже солдат, мой брат по оружию. И сражаться — наш долг.
— Я спас вам жизнь.
— В форте у меня будет шанс спасти множество жизней.
— Вы лжете.
— Стал бы я лгать другу? Стал бы отдавать жизнь задаром?
— Настоящий друг не стал бы покидать меня, сеньор.
— Я им нужен, Люка.
— Вы и мне нужны. И мавру, шевалье Анри, Юберу. И леди Марии.
— Они поймут, Люка. И ты тоже должен.
— Я понимаю. — Мальчик злился, чтобы скрыть печаль. — Понимаю, что должен был остаться на берегу со своей собакой. Понимаю, что вам на меня плевать.
