Николай Стуриков - Сотый шанс
Кругом полыхало. Наползали, скрежеща гусеницами, танки, с воздуха самолеты сыпали бомбы. Чужие солдаты остервенело лезли на амбразуры.
А дот продолжал сражаться.
Восемь суток без сна и отдыха, подкрепляясь сухарями и консервами, отстаивала отрезанная горсточка бойцов свою землю.
На девятый их окружила лавина в темно-зеленых мундирах. Это был последний штурм.
Из пятнадцати в подземном гарнизоне оставалось четверо живых. Но и они уже не знали, как над рекою Сан вновь водворялась тишина; не видели, как немцы на подступах к доту подбирали трупы в темно-зеленых мундирах.
У четверых не было сил, чтобы стонать от ран.
В лагере Кривоногов убил провокатора. Лейтенанта приговорили к смертной казни. Его спасли французские коммунисты-подпольщики. И стал он теперь не Кривоноговым. Он назвался Иваном Коржем.
Судьбы Володи Соколова, Володи Немченко, Коли Урбановича были сходны. Соколов в школе увлекался немецким языком. И когда его, мальчишку, рабом привезли в Германию, он выкрутился знанием языка и сбежал от хозяина. Соколова водворили в лагерь, отсюда он снова бежал. И опять был пойман. Немченко тоже был продан в рабство к землевладельцу. Бежал раз, бежал второй. Когда полицейские вновь привели его к хозяину, тот пальцем выколол ему глаз. Парень бежал снова. С группой смельчаков укрывался в лесах — в партизанском отряде, где Володю назвали лейтенантом. Небольшой отряд фашистам удалось выследить.
Знание немецкого языка помогло обоим Володям стать «поближе» к хозяевам Узедома, откуда, как считалось, никому вырваться не дано. И Соколова, и Немченко иногда назначали помощниками капо — бригадира.
Петр Кутергин был молчуном и представился кратко: «Пехота. Бронебойщик. Как попадают в плен, сами знаете». Взглянув на него, рослого, широкоплечего, Девятаев подумал: «Вот он сможет расправиться с летчиком или техником, если помешают при захвате самолета».
Лесная встреча прочнее скрепила их единой целью. Теперь они знали, что где-то рядом есть свой пилот, что «майор» Миша позовет его в нужное время.
И верно, через несколько дней Михаил намекнул Соколову:
— А не пора ли нам всем войти в одну рабочую команду?
— Сначала надо убрать Цыгана. Я должен устроить штучку этому гаду. Он у меня допляшется. Ему давно место на виселице.
ОБОШЛОСЬ!..
Комендант лагеря, носатый майор, словно взбеленился. Злой, разъяренный он не ходил, а скорее прыгал перед строем узников. Угрожал виселицей, расстрелом, казнью на плахе.
Русские стояли молча.
У коменданта пропал золотой перстень с бриллиантом. Эсэсовец считал, что его могли украсть русские. Их раздевали донага, били. Ничего не нашли.
Кто же не чист на руку?
Вне себя от ярости комендант приказал обыскать надсмотрщиков.
И надо же! Перстень покоился в кармане немецкого френча, который туго обтягивал неповоротливую рыжую глыбу с розово-зеленой шишкой возле левого уха,— того самого Цыгана.
Соколов вздохнул облегченно. Девятаев понимающе кивнул ему.
Теперь Володя, назначенный помощником капо, сумел сделать так, что в его рабочую команду вошли Девятаев, Сердюков. Остальные пока были «чужими», и среди них Михаил Емец.
И с новым вахманом — старым солдатом, назначенным вместо глыбы — вроде бы повезло. До самого полудня он никого не ударил. А во время обеда разрешил развести в капонире костер и вскипятить в котелках воду.
Если у кого припрятана картошка — можно и ее сварить. Девятаев же, приподнявшись на насыпь капонира, с неистовым нетерпением наблюдал, как рядом взлетали «мессера», на стоянках заправлялись «юнкерсы», прогревали моторы.
Обед был прерван тревогой. На краю бетонной полосы угодил колесом в незаделанную после ночной бомбежки воронку тяжелый «хейнкель». Туда помчались машины. Быстрым шагом погнали и пленных.
И немцы, и пленные ухватились, поднимая широкое отвисшее крыло бомбардировщика. Оно прогибалось, а колесо из ямы не вылезало. Перешли ближе к центроплану.
Девятаев пристроился у открытого нижнего люка. Русский летчик впервые увидел приборную доску, кабину чужого самолета. Увидел совсем рядом и вражеского пилота, который двигал рычагами. Оборачиваясь, тот видел пленного, который ухватился за стойку шасси, помогал поднять самолет, И вряд ли немец догадался, какие мысли сейчас роились в голове у русского, который был готов, как только машина встанет на оба колеса, пристукнуть летчика, крикнуть своим:
— Ребята, сюда! Летим…
Рядом был Дима Сердюков и Емец. Будто послышался их шепот:
— Начинай же!..
Пилот дернул машину моторами, колесо поднялось, под него подложили доски, и летчик сбросил обороты двигателей.
Пленных отогнали от самолета.
Так закончилось первое свидание с «хейнкелем».
Войти в аэродромную команду Кривоногое мог бы сразу после «лесного собрания» — у Ивана на этот счет был опыт и способности. Но он медлил, и «его» место занимал француз, итальянец или испанец. И вообще немцы старались «разбавлять» русские бригады иностранными заключенными.
— Ты чего тянул? — недовольно спросил Соколов, когда Корж появился в десятке.
— Ты, Володька, парень не бестолковый, а простых вещей не понимаешь. Скажи, какой дурак из теплой слесарки добровольно пойдет на мороз и ветер?
— Да, это может вызвать подозрение,— согласился Девятаев.
— То-то и оно… Конспираторы… А я запорол несколько деталей, меня и выгнали с треском.
Соколов исправно нес службу помощника бригадира. Он мог покрикивать на пленных, замахнуться кулаком. Но эта его показная «жестокость» служила иному делу, нежели считали немцы.
— Не пора ли вводить к нам в команду твоего летчика? — посмотрел он на Михаила.— Я это устрою.
— Ладно, скажу ему.
… Ночью ходуном заходили бараки. На Узедом налетела или наша авиация, или союзников. Щели, вырытые летом, давно занесло снегом, и пленные оставались на месте.
А утром, когда пришли на аэродром, увидели развороченные ангары, покореженные и сгоревшие самолеты, на бетонной взлетной полосе глубокие бомбовые воронки.
Пленные в душе радовались: «Так, фрицы, вам и надо!», а немцы были крайне озлоблены и ожесточены. Значит, сегодня надо быть особо прилежными, за малейшую «недоделку» вахман или кто-то другой сразу, без разговоров, может прикончить.
Десятка Соколова усердно, старательно растаскивала обломки разбитого ангара. В нем стояло несколько самолетов, придавленных обрушившимися деревянными перекрытиями. Добрались до бомбардировщика, засыпанного землей и снегом.
Мастер показал, как отцепить надломленные крылья и куда их отнести. Бригада занялась делом. Здесь роль мастера с полным знанием авиационной техники и терминологии вполне успешно мог бы выполнить один из пленных, он крутился около фюзеляжа, жадно заглядывал в люк. Помощник бригадира заметил это. Заметил и понял… Стремянки рядом нет, а люк высоко.
