Бернард Корнуэлл - Гибель королей
И Эльфаделль расхохоталась.
Я мало что помню о той ночи, и многое из того, что помню, мне хотелось бы забыть.
Я проснулся голый, замерзший и уставший. Щиколотки и запястья были стянуты кожаными ремнями да еще притянуты друг к другу. Из коридора сочился бледно-серый свет, освещая пещеру. Пол был светлым от помета летучих мышей, от меня воняло моей же собственной блевотиной. Эльфаделль сидела скрючившись под черным плащом. Под себя она подгребла мою кольчугу, два меча, шлем, молот и одежду.
– Ты проснулся, Утред Беббанбургский, – сказала она и ощупала мои вещи. – И ты думаешь, – продолжала она, – что было бы проще меня убить.
– Я действительно думаю, что было бы проще тебя убить, женщина, – сказал я. Язык еле ворочался в пересохшем рту. Я натянул ремень, стягивавший руки и ноги, но это ничего не дало, только боль пронзила запястья.
– Я умею вязать узлы, Утред Беббанбургский, – сказала она. Она взяла за кожаный шнурок молот Тора и поболтала им. – Уж больно дешевый амулет для великого лорда. – Она закудахтала. До чего же она была отвратительна: сгорбленная, скрюченная. Похожими на когти пальцами она обхватила рукоять «Вздоха змея» и направила меч на меня. – Мне следует убить тебя, Утред Беббанбургский, – заявила она. У нее не хватило сил удержать на весу тяжелый меч, и она положила лезвие на мои согнутые колени.
– Так за чем дело стало? – поинтересовался я.
Она помолчала, глядя на меня.
– Ты стал мудрее? – спросила она. Я ничего не ответил. – Ты пришел за мудростью, – продолжала она. – Ты ее нашел?
Где-то далеко за пределами пещеры прокричал петух. Я снова попытался разорвать путы, и снова у меня ничего не получилось.
– Разрежь ремни, – сказал я.
Она расхохоталась.
– Я не дура, Утред Беббанбургский.
– Ты не убила меня, – сказал я, – и это, вероятно, было глупостью с твоей стороны.
– Верно, – согласилась она. Она снова приподняла меч и прижала его острием к моей груди. – Так ты нашел мудрость этой ночью, а, Утред? – спросила она и улыбнулась, обнажив гнилые зубы. – Этой ночью наслаждений? – Я отодвинулся от меча, но она ткнула в меня острием, и на моей груди появилась кровь. Это позабавило ее. Сил держать меч у нее не было, поэтому она положила его плашмя мне на бедро. – Ты стонал в темноте, Утред. Стонал от удовольствия. Неужели не помнишь?
Я вспомнил девушку, которая приходила ко мне в ночи. Темнокожую, темноволосую, стройную и красивую, гибкую как ива, девушку, которая улыбалась, сидя на мне верхом и кончиками пальцев гладя меня по лицу и по груди; девушку, которая сладострастно изгибалась, когда мои руки ласкали ее груди. Я вспомнил, как ее колени сжимали мои бедра.
– Я помню сон, – мрачно произнес я.
Эльфаделль принялась двигаться взад-вперед, напоминая мне, что ночью делала темноволосая девушка. Лезвие меча при этом скользило по моему бедру.
– Это был не сон, – насмешливо произнесла она.
Мне захотелось убить ее, и она, поняв это, захохотала.
– Другие тоже пытались убить меня, – сказала она. – Однажды за мной пришли священники. Целая толпа, а вел их старый аббат с горящим факелом. Они громко молились, называли меня ведьмой-язычницей. Их кости все еще гниют в долине. У меня есть сыновья, знаешь ли. Матери очень полезно иметь сыновей, потому что на свете нет более сильной любви, чем любовь матери к своим сыновьям. Ты забыл про эту любовь, Утред Беббанбургский?
– Еще один сон, – сказал я.
– Не сон, – возразила она, и я вспомнил, как ночью меня баюкала моя мама, качала меня в колыбели, давала мне грудь, и я вспомнил удовольствие того момента и свои слезы, когда сообразил, что это сон – ведь моя мать умерла во время родов и я никогда не знал ее.
Эльфаделль улыбнулась.
– Впредь, Утред Беббанбургский, – сказала она, – я буду думать о тебе как о сыне. – Мне снова захотелось убить ее, и она снова поняла это и посмеялась надо мной. – Прошлой ночью, – продолжала она, – к тебе приходила богиня. Она показала тебе всю твою жизнь, и все твое будущее, и весь бескрайний мир людей, и что случится с ним. Ты все забыл?
– Богиня приходила? – спросил я.
Я помнил, как говорил не умолкая, я помнил грусть от того, что моя мать покинула меня, я помнил, как темноволосая девушка сидела на мне верхом, я помнил, как чувствовал себя больным и пьяным, я помнил сон, в котором я летел над миром на гребне ветров точно так же, как корабль – на гребне волны. А вот богини я не помнил.
– Какая богиня?
– Эрсе, естественно, – ответила она таким тоном, будто вопрос был глупейшим. – Ты же знаешь Эрсе? А она тебя знает.
Эрсе была одной из древних богинь Британии, когда наши люди пришли сюда из-за моря. Я знал, что ей – матери-земле, дарительнице жизни, богине – все еще поклоняются в отдаленных уголках страны.
– Я знаю Эрсе, – сказал я.
– Ты знаешь, что есть много богов, – сказала Эльфаделль, – и поэтому ты не настолько глуп. Христиане думают, что один бог будет служить и женщинам, и мужчинам, но как такое может быть? Разве может один пастух защитить каждую овцу в целом мире?
– Старый аббат пытался убить тебя?
Я перекатился на другой бок и оказался спиной к ней. Она не видела, чем я занимаюсь, а я тем временем принялся тереть кожаный ремень об острый камень в надежде, что мне удастся порвать путы. Правда, резких движений я делать не мог, иначе она бы все заметила. А чтобы отвлечь ее, я решил занять ее болтовней.
– Так старый аббат пытался убить тебя? – снова спросил я. – И как же получилось, что сейчас монахи защищают тебя?
– Новый аббат не дурак, – ответила она. – Он знает, что ярл Кнут с него живого сдерет кожу, если он прикоснется ко мне, вот он и служит мне.
– И ему плевать на то, что ты не христианка? – спросил я.
– Он любит денежки, которые ему приносит Эрсе, – хмыкнула она, – и он знает, что Эрсе живет в этой пещере и оберегает меня. А сейчас Эрсе ждет твоего ответа. Ты стал мудрее?
Я ничего не сказал, озадаченный вопросом, и это разозлило ее.
– Я что, неясно сказала? – сердито пробурчала она. – Что, глупость забила тебе уши и размягчила мозги?
– Я ничего не помню, – соврал я.
Она аж затряслась от хохота – при этом меч задергался на моей ноге – и снова задвигала бедрами взад-вперед.
– Семь королей погибнут, Утред Беббанбургский, семь королей и женщина, которую ты любишь. Такова твоя судьба. И сын Альфреда не будет править, Уэссекс умрет, Сакс убьет то, что ему дорого, датчане заполучат все, все изменится, и все останется по-прежнему, как было и будет всегда. В этом, видишь, ты стал мудрее.
– Кто такой Сакс? – спросил я. Я продолжал тереть ремень о камень, однако кожа даже не истончилась.
