Александр Дюма - Сан-Феличе. Книга вторая
— Да, да, дайте их мне, мой друг! — подхватила Луиза. — Как же вы добры, как вы обо всем подумали! Но что с вами? Куда вы смотрите?
И верно, сквозь двойную решетку окна кавалер пристально разглядывал видимую отсюда часть порта.
В тридцати или сорока метрах от подножия башни качалась на волнах шхуна капитана Скиннера.
— Божье чудо! — прошептал кавалер. — Я, право, начинаю думать, что именно ему предназначенно спасти тебя.
По палубе вдоль и поперек прохаживался какой-то человек и время от времени так поглядывал на форт, словно пытался взглядом проникнуть сквозь стены.
В этот миг заскрежетал ключ в дверном замке: пробило одиннадцать. Кавалер взял обеими руками голову Луизы, повернул к окну и направил ее взгляд на палубу шхуны.
— Видишь ты этого человека? — тихо спросил он.
— Да, вижу. И что же?
— Так вот, Луиза, это он.
— Кто он? — спросила молодая женщина, вся дрожа.
— Тот, кто спасет тебя, если я не смогу этого сделать. Но я спасу тебя, спасу! — воскликнул он и покрыл глаза ее и лоб горячими поцелуями.
Кавалер бросился вон из камеры. Но как захлопнулась за ним дверь, Луиза уже не слышала.
Вся душа ее сосредоточилась в глазах: она пожирала взглядом человека, который прохаживался по палубе шхуны.
CLXXXVI. МЕЛКИЕ ПРОИСШЕСТВИЯ ВОКРУГ ВЕЛИКИХ СОБЫТИЙ
Кавалер бежал вниз по лестнице так стремительно, словно был день, а не ночь, и, не обращая внимания на главного тюремщика, все твердил: «Я спасу ее, спасу!» Но в коридоре стояла беспросветная тьма, сюда не проникал даже свет луны, озарявшей камеру Луизы, так что кавалер был вынужден остановиться и все же подождать тюремщика с его фонарем.
Тот проводил кавалера до выхода, оказывая ему такое же почтение, как и при его прибытии, поэтому, выйдя во двор, Сан Феличе опустил руку в карман, вынул несколько золотых монет и протянул тюремщику.
Тюремщик с меланхолическим видом принял деньги и покачал головой.
— Друг мой, — сказал кавалер, — я знаю, это очень мало, но я о тебе еще вспомню, будь спокоен, но только при условии, что ты будешь оказывать всяческое внимание бедной женщине, твоей узнице.
— Я не жалуюсь, ваше превосходительство, мне довольно и того, что вы дали! — возразил тюремщик. — Но если бы вы пожелали, вы одним словом сделали бы для меня больше, чем все, что я могу сделать для вас.
— Что же я могу для тебя сделать?
— У меня есть сын, ваше превосходительство, и вот уже целый год я напрасно стараюсь устроить его на должность тюремщика в эту крепость. Если бы он был назначен, я нарочно приставил бы его для услуг к упомянутой даме, а то ведь самому мне недосуг ею заниматься, я же обязан вести общий надзор.
— Лучшего и желать нельзя, — отвечал Сан Феличе, тотчас же сообразивший, какую пользу можно извлечь, снискав такую признательность низшего служащего. — А от кого зависит это назначение?
— От начальника полиции.
— Ты к нему уже обращался?
— Да. Но, понимаете, ваше превосходительство, надо было… (он сделал пальцами движение, будто считал деньги), а я небогат.
— Хорошо. Напиши прошение и пришли мне.
— Ваше превосходительство, — сказал главный тюремщик, вытаскивая из кармана бумагу, — пока вы были в камере у арестованной, я уже составил прошение, подумав, что вы окажете мне такую милость и соблаговолите помочь…
— Да, я займусь этим, друг мой, — сказал кавалер, — и сделаю все, что от меня зависит, чтобы твое желание было исполнено. Если я тебе понадоблюсь, приходи к его высочеству герцогу Калабрийскому и спроси кавалера Сан Феличе.
Положив прошение в карман, кавалер распрощался со своим подопечным, вышел из крепости и направился к площади Четырех кантонов, где, как мы помним, у него была назначена встреча с мнимым американским капитаном.
Тот уже ждал кавалера и, заметив его, торопливо шагнул навстречу.
Они стали расспрашивать друг друга.
Джузеппе Пальмиери рассказал о своем посещении королевской четы, очень довольный оказанным ему приемом, а главное, уверенный теперь, что может спокойно оставаться на выбранной стоянке, то есть в ближайшем соседстве с крепостью.
Кавалер же поделился своим планом спасения Луизы и для верности дал ему прочитать прошение о помиловании, составленное герцогом Калабрийским.
Джузеппе Пальмиери приблизился к лампаде, горевшей перед изображением Мадонны, и начал читать; но по рассеянности кавалер дал ему вместо герцогского ходатайства прошение, написанное главным тюремщиком.
Не такой был человек Джузеппе, чтобы упустить малейшее обстоятельство, могущее оказаться полезным. Он прежде всего заметил адрес будущего тюремщика: «Тонино Монти, улица Салюте, № 7» — и, возвращая прошение кавалеру, сказал:
— Вы ошиблись бумагой.
Кавалер порылся в кармане и действительно обнаружил там ходатайство, взамен которого он дал прошение главного тюремщика.
Джузеппе Пальмиери прочитал вторую бумагу еще внимательнее, чем первую.
— Да, конечно, если у Фердинанда есть сердце, тут может представиться возможность. Но сомневаюсь, чтобы оно у него было, — сказал он и вернул ходатайство кавалеру. — Когда, по вашим расчетам, может произойти разрешение от бремени принцессы?
— Она ожидает родов со дня на день.
— Будем ждать вместе с ней. Но что, если король ей откажет или она родит девочку?
— Тогда вы получите это самое прошение разорванным на куски в знак того, что пришла ваша очередь действовать, поскольку у нас не осталось надежды; либо же одно-единственное слово «Спасена!» скажет вам все. Но обещайте мне, что до тех пор не станете ничего предпринимать.
— Обещаю, но позвольте мне выяснить, в какой стороне крепости находится камера узницы?
Кавалер схватил собеседника за руку и сжал ее с лихорадочной энергией.
— Молодость всесильна в глазах Господа, — сказал он. — Ее окно выходит прямо на шхуну «Ранер».
И он поспешно удалился, закрывая лицо плащом.
Кавалер и на этот раз не ошибся: симпатические флюиды молодости пересеклись с магнетическими токами влюбленных. Едва Сан Феличе покинул камеру Луизы, указав ей на человека, задумчиво гулявшего по палубе шхуны в полукабельтове от подножия крепости, как Сальвато — ибо то был он собственной персоной — почудилось, будто , ночной бриз доносит к нему его имя.
Он поднял голову, ничего не увидел и подумал, что ошибся.
Но ухо его вторично уловило тот же звук.
Тогда он сосредоточил взгляд на темном отверстии, которое вырисовывалось на серой стене, и смутно различил, как чья-то рука машет платком из-за прутьев решетки.
Из груди его вырвался крик в ответ на зов сердца узницы, и на волнах ветра затрепетали три слога: «Лу-и-за!»
