Рафаэль Сабатини - ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША
Беззаботные, словно дети, они побрели по главной улице, достигли моста и там свернули на утоптанную тропинку, петлявшую вдоль реки. По воде бегали золотистые блики, тонкий слой прибрежного льда медленно таял на солнце.
Они говорили о будущем. Андре-Луи описал приглянувшийся ему дом в предместье Дрездена. Дом сдавался внаём, и Эфраим вызвался помочь с арендой.
— По правде говоря, Алина, он совсем маленький, но очень симпатичный. Конечно, мне хотелось бы предложить что-нибудь более достойное тебя…
Она сжала его локоть и прижалась на ходу.
— Мой дорогой, но он же будет нашим домом, — ответила она проникновенно, и тем покончила с сомнениями.
Её уступчивость, нежность, нескрываемая любовь напомнили Андре-Луи то августовское утро, когда, бежав от ужасов Парижа, они впервые открылись друг другу. С тех пор в их отношениях сквозила некоторая сдержанность, и, как мы знаем, желания Алины зачастую расходились с его желаниями. Но сейчас она отбросила всю свою осторожность и так явно стремилась угодить, доставить Андре удовольствие, что повторение прежних недоразумений казалось невозможным.
Вероятно, благодаря затянувшейся разлуке она осознала истинную глубину своего чувства, поняла, насколько необходим он ей для счастья.
Подошли к изгороди, которая тянулась вдоль журчащей воды. За изгородью в Липпе миниатюрным водопадом вливался ручеёк, с обоих берегов которого свисали длинные, переливавшиеся всеми цветами радуги сосульки. Алина попросила Андре-Луи подсадить её на изгородь — ей захотелось немного отдохнуть, прежде чем отправиться дальше. Он помог ей устроиться, а сам остался стоять перед нею. Она положила руки ему на плечи и улыбнулась, глядя ему в глаза своими синими глазами.
— Я так рада, Андре, так рада, что мы вместе, что нам не нужно больше расставаться.
Опьянённый нежностью, с которой были произнесены эти слова, он не заметил слабую нотку страха, прозвучавшую в её голосе словно из глубины души. А возможно, именно этот страх, неясное дурное предчувствие побудили Алину обратиться к нему с такими словами. Андре-Луи поцеловал её. Она снова заглянула ему в глаза.
— Это навсегда, Андре?
— Навсегда, любимая. Навсегда, — ответил он с торжественностью, превратившей его слова в клятву.
Глава X. ПРЕПЯТСТВИЕ
Граф де Прованс, ставший после казни Людовика XVI регентом Франции, сидел за письменным столом у окна большой комнаты с низким потолком. Это помещение служило ему одновременно кабинетом, приёмным залом и salon d'honneur. Деревянное шале в Гамме, которое по милости короля Пруссии было разрешено занять принцу, не отличалось обилием комнат. Его высочество на собственном горьком опыте познавал истину, что друзья — привилегия богатых.
С ним остались очень немногие. Но и эти люди, mutatis mutandis[7], находились в таком же бедственном положении. Они служили его высочеству и продолжали видеть в нём августейшую особу, потому что их судьба прямо зависела от его будущего.
Но не смотря ни на что самоуверенность принца оставалась прежней, равно как и его дородность. Он сохранил веру в сея и своё предназначение. Опираясь на самые скудные средства, в окружении чуть ли не простолюдинов, его высочество основал подобие государства. Он назначил четырёх министров, которые вели его дела и, вместе с двумя секретарями и четырьмя слугами, составляли его двор. Он направил своих послов ко дворам всех монархов Европы и, желая подстегнуть неизбежное, ежедневно проводил долгие часы за написанием писем собратьям-правителям, в том числе русской императрице Екатерине, в отношении которой питал большие надежды. Один или два корреспондента его высочества милостиво одолжили ему немного денег.
Недавно к Мосье присоединился брат, граф д'Артуа, до последнего времени находившийся под арестом за долги в Маастрихте. Что же до дам, то их при этом мини-дворе было только две — госпожа де Плугастель и мадемуазель де Керкадью. Муж первой и дядюшка последней в настоящее время исполняли обязанности секретарей при его высочестве.
Графиня де Прованс и её сестра, графиня д'Артуа, остались в Турине, при дворе своего отца. Госпожа де Бальби, чья жизнерадостная натура не нашла никакого простора при скучном дворе его Сардинского величества, основалась в Брюсселе в ожидании лучших времён, которые, казалось, и не думали приближаться. Сибаритские вкусы сей достойной дамы не позволили бы ей ни дня вынести спартанский образ жизни в Гамме. Из искренней привязанности к ней его высочество не мог заставить себя послать за ней и обречь возлюбленную на Вестфальские тяготы. Кроме того, не исключено ведь, что она могла и отказаться.
Судя по бедной непритязательной обстановке, комнату, которую занимал Мосье, можно было принять за монашескую келью. Ушли в прошлое бело-золотые стены, высокие зеркала, мягкие ковры, богатая парча, хрустальные люстры и раззолоченная мебель Шенборнлуста. Его высочество восседал на единственном в комнате кресле с простой саржевой подушкой. Остальную мебель составляли прямые дубовые стулья, расставленные вокруг стола из полированной сосны, ореховый шкафчик у стены да письменный стол без всяких финтифлюшек. Ковра на полу не было. Окно, у которого стоял письменный стол его высочества выходило на голый неухоженный сад.
В настоящий момент в комнате принца находились молодой и изящный д'Аварэ, который по существу являлся первым министром его высочества; долговязый и сухопарый барон де Флашланден, министр иностранных дел; неутомимый смуглокожий д'Антраг, активнейший тайный агент и законченный распутник; овеянный романтической славой донжуана граф де Жокур, который до сих пор ухитрялся ежедневно творить маленькое чудо безупречно элегантного облачения; приземистый, неизменно самодовольный граф де Плугастель, и, наконец, господин де Керкадью.
К последнему, в частности и обращался сейчас Мосье, хотя в действительности он говорил для всех присутствующих.
Господин де Керкадью не без колебаний предупредил принца о возможной скорой перемене в своей жизни и попросил его высочество освободить его от немногочисленных обязанностей, которые были столь милостиво на него возложены.
Его племянница собирается выйти замуж за господина Моро, который, дабы содержать семью, намерен открыть в Дрездене академию фехтования. Молодые люди предложили господину де Керкадью поселиться с ними, и, поскольку его средства иссякают, а перспектива возвращения во Францию представляется очень отдалённой, благоразумие и чувство справедливости подсказывают ему, что он не вправе чинить препятствия влюблённым.
