Венецианские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках - Альберто Тозо Феи
Венецианка-султан
Похищенная Хайруддином Барбароссой в возрасте двенадцати лет по пути из Венеции на Корфу, куда она направлялась, чтобы навестить отца, Чечилия Веньер Баффо попала в гарем Сулеймана Великолепного и стала впоследствии любимой женой его сына (будущего Селима II) под именем Нур-Банý, что означает «роскошная женщина», «сияющая женщина». Прославленная своей красотой венецианка известна также под именем Селифé, «Незапятнанная».
Двоюродная сестра знаменитого флотоводца Себастьяно Веньера, победителя турок при Лепанто в 1571 году (и впоследствии – дожа), она тоже, как ни странно, достигла командных высот. Потому что стала… султаном. Она родилась в 1525 году на острове Парос, где ее отец Николо Веньер служил подестой. После смерти Селима она стала «валиде-султан», «султаншей-матерью» при сыне Мурате III, и в этом качестве сосредоточила в своих руках огромную власть. И использовала ее во благо венецианцам. Она даже склоняла сына к тому, чтобы отказаться от претензий на Кандию (современный Крит), – потому что не желала продолжения войны со своей родиной, с которой она поддерживала постоянные связи. В венецианских архивах сохранились ее многочисленные послания. В одном из них, адресованном в 1582 году дожу Николо да Понте, султанша признается: она хранит о родине столь нежные воспоминания, что готова пойти ради нее на любую уступку.
Другие записочки содержат забавные и даже нелепые запросы – которые, однако, Республика охотно удовлетворяет. Франческо Морозини, венецианскому поверенному в Константинополе, она пишет, что получила из Венеции двух собак. «Но в таких собаках мне нужды нет, – упрекает она. – На что мне большие да свирепые? Мне чтоб были малы да белы…» В другой раз она просит известное количество «подушек золотого шитья, плотного да гладкого <…> да чтоб чехлы из дамасского атласа или шелковой полупарчи» и еще – из шерсти «двойной доброты». Поверенный снесся с Сенатом, который 4 июня 1583 года выделил две тысячи цехинов на закупку подарков для матери-султанши. И это последнее упоминание в документах Яснейшей республики о Чечилии Верньер: венецианка-султан умерла 7 декабря того же года.
* * *
А теперь сверните налево, на калле деи Мори (calle dei Mori). Завершающий ее понте де ла Кьеза (ponte de la Chiesa, «Церковный мост») обозначает границу между сестьерами Сан-Поло и Санта-Кроче. Сойдя с моста, обратите внимание на мраморный пилястр слева. На нем вырезано:
1686
ADI 18 ZUGO
BUDA
FU ASEDIATA
ET ADI 2 SET
TEMBRE FU
PRESA
1686
ADI 27 LU
G[64]
Вечная борьба с турками (и не только с ними)
Отношения Венеции с Османской империей всегда оставались двойственными: страх и уважение, ненависть и в то же время экономическое сотрудничество и торговля. И надпись на венецианской стене до сих пор свидетельствует об этом повышенном внимании к «турецкому вопросу».
В 1686 году начался поход австрийской армии на Буду (вместе с Пештом образующую нынче столицу Венгрии), находящуюся в то время во власти турок. Осада завершилась побоищем, стоившим жизни трем тысячам человек. Вместе с ненавистными «неверными» под горячую руку захватчиков, обозленных постоянной турецкой угрозой и жестокостями, творимыми турками по отношению к мирному населению, попались также и евреи. Через три дня еврейская община Буды практически перестала существовать.
* * *
Пересеките теперь кампо Сан-Кассан (campo San Cassan), заверните налево за церковь и ступите на калле дель Кампаниель (calle del Campaniel). Слева от нее отходят калле и корте де Ка Микьель (calle e corte di Ca’ Michiel, «Михайлов двор»), которые, в свою очередь, выводят на калле и корте дель Театро Веккьо (calle e corte del Teatro Vecchio, «Старого театра»).
Театры в Венеции
Первое театральное здание в Венеции соорудил из дерева во дворе (атриуме) монастыря делла Каритá в 1565 году Андреа Палладио. До этого момента театральная жизнь – весьма богатая и насыщенная – разворачивалась на временных площадках в залах дворцов, во дворах палаццо и монастырей. Через несколько лет на том же месте было возведено каменное театральное здание эллиптической формы, предназначенное для постановки комедий. А когда неподалеку оказался возведен еще один театр, калле, примыкающая к первому, получила название «Старой комедии» (Commedia Vecchia) или «Старого театра». Сам театр просуществовал почти до середины XVIII века, после чего оказался закрыт и заброшен.
Существование театров в XVI веке трудно назвать легким. После первого запретительного указа 1508 года Совет Десяти полностью закрыл театры в 1581 году под давлением пекущихся о нравственности иезуитов, прямо заявляющих о распущенности мест, подобных Сан-Кассиано. Затем последовала длинная череда условных разрешений и частичных запретов, пока наконец полноценная театральная деятельность не возобновилась в 1607 году, после отмены интердикта[65] папы Павла V. Что привело к расцвету театральной жизни.
Во время представлений в ложах ужинали и наносили друг другу визиты, а партер оставался освещенным. Тишина, соблюдаемая ныне в театрах, в те времена была редкостью. В 1680 году французский путешественник с изумлением описывал скверные манеры венецианской «золотой молодежи», развлекавшейся плевками и швырянием огарков из лож на головы сидящих в партере. Другие очевидцы упоминают о коридорах за ложами, «пропахших испражнениями и мочой». В какой-то момент возникло предписание оставлять двери лож широко открытыми – чтобы у находившихся внутри не возникало соблазна использовать эти укромные каморки для занятий сексом. Сексуальные нравы вообще были настолько вольными, особенно в театрах, что правительство Яснейшей прямо запретило незамужним девушкам появляться в них, будучи маскированными. Замужним же дамам прямо предписывалось ношение масок…
Именно в театре Сан-Кассиано во время карнавала 1637 года впервые в мире была поставлена музыкальная опера для зрителей, купивших билеты, а не для придворных или посетителей великосветского салона. Это была «Андромеда» Франческо Манелли. Это событие, несмотря на кажущуюся простоту, имело колоссальное значение – потому что полностью изменило само бытовавшее со времен Ренессанса представление о том, как надлежит сочинять и преподносить музыкальные произведения, навсегда превратив музыку в «зрелище» – которым она остается и
