Эдуард Маципуло - Обогнувшие Ливию
— Астарт… — прошептала Ларит, прижавшись к его плечу.
Астарт грубо оттолкнул женщину и, подняв меч Эреда, стремительно сбежал вниз. С желваками ярости на скулах растолкал он охрану у ворот, вырвал из скоб окованное бревно-запор, приоткрыл тяжело заскрипевшую створку и вышел из тени.
Ослепительное солнце заставило на мгновение зажмуриться. Шаг, второй, третий…
Жрец напряженно вглядывался в его лицо. В бесцветных глазах старика мелькнул страх! И страх нарастал.
— Уйди, богохульник! Проклинаю!
Жрец закрылся обеими руками. Из-под рукавов выглядывал дрожащий мокрый подбородок.
Астарт, готовый ко всему, молил, чтобы боги запоздали с карами, чтобы он успел совершить то, что задумал. Он застыл на миг с занесенным над головой бурым от вчерашней крови мечом.
И меч опустился. Старик рухнул как простой смертный, обливаясь кровью.
«Медлят боги!» — Астарт повернулся и медленно вошел в крепость. Весь. Тир ждал небесного грома.
— Это не бог, — сказал Астарт, — это жрец. Вокруг — гипсовые лица и застывшие глаза.
— Это жрец! — крикнул он. — Теперь все вы можете спастись! Бегите в гавань! Слышите! Никто вас не тронет!..
Тишина, пробирающая до костей. Он протянул руку Ларит. — Ты не останешься с ними. Они уже мертвы.
В сердце женщины боролись страх и гордость — бунтарская гордость за любимого. Но Астарт — богоотступник! Ее Астарт восстал не только против людей, но и богов!..
Она шагнула к нему, крепко сжала его твердую ладонь. «И пусть нас поразит вдвоем!»
Эред оглянулся — ни одного живого взгляда, словно кто-то собрал в одну толпу десятки мумий и каменных изваяний. Остаться с ними — еще страшнее, чем последовать за Астартом. И сорвав с пояса ближайшего раба меч вместе с ножнами, догнал Астарта и Ларит.
Хромой было выбежал из ворот вслед за Астартом, но, оглянувшись, остановился, потоптался на месте и вернулся в крепость.
Неожиданно от толпы мудрецов и звездочетов, пришедших на созерцание триумфа Слова Всевышнего, отделился тощий человечек в гигантском парике и раззолоченных одеждах, состоящих из нескольких юбок. При полном молчании он присоединился к Астарту и его друзьям, решительна шагавшим сквозь разверзшуюся толпу. От них шарахались, как от прокаженных, боялись их взглядов, прикосновений, звуков, слетавших с их уст…
Забравшись в первое попавшее суденышко, Астарт окинул суровым взглядом своих спутников и с трудом узнал Ахтоя.
Египтянин не посчитал святотатством убийство жреца. Убитый — служитель Мелькарта, а по новой теории Ахтоя Мелькарт — не воплощение Осириса, как считалось испокон веков, ибо Царь мертвых, Осирис, не может пожирать живых людей, как это делает тирский Молох-Мелькарт.
— Провались этот мир купцов с их законами, напялившими на жреца истины конский хвост! — Ахтой сорвал с головы парик и швырнул в воду. На гладкой лысине отразилось солнце. Как ни тревожно было на душе, Эред улыбнулся и тут же испуганно посмотрел на Астарта. Неожиданно Астарт тоже улыбнулся, на глазах Ларит навернулись слезы, она нервно рассмеялась.
Сильный шквал с севера возвестил о приближении шторма. Чайки, перебирая тонкими лапками, расхаживали по затянутой в камень набережной. Парус оглушительно полоснул по ветру. Лодка помчалась навстречу шторму.
Тир молчал.
ОХОТА НА БОГОВ
ГЛАВА 18
Египет
Египет встретил беглецов призывными криками водоносов и сандальщиков, сладковатым ароматом свежих лепешек из лотосной муки, знойным дыханием пустынь, сдавивших узкую долину с обеих сторон. «Вратами северных стран» называли невзрачную таможенную крепостицу, построенную еще при ассирийцах среди морских лиманов и папирусных болот дельты на ненадежном лессовом берегу розетского рукава Нила. Портовая сутолока была под стать большим приморским городам. На причалах и улицах было много матросов, чиновников, купцов. Глаз приезжего выделял из пестрой толпы экзотические фигуры киренских наемников в ярко начищенных медных доспехах, жрецов-исиаков в шкурах пантер, заклинателей змей, парасхитов, чернобородых греков и, наконец, финикийских мореходов…
Астарт направил суденышко в самую гущу лодок, унирем, парусных галер. От лошадиной головы на форштевне только щепки полетели. Затрещали борта и весла, грянули вопли и разноязычная брань кормчих. Но суденышко уже достигло осклизлых досок причала. Эред сноровисто привязал причальный конец к верхушке сваи, обитой медью. Распознав в пришельцах финикиян, кормчие успокоились: «С тирянами и сидонянами лучше не связываться, ибо сегодня они купцы, а завтра пираты. Моря принадлежат им…»
У расписных пилонов храма обычные в Египте прачки-мужчины лупили деревянными валками по мокрому тряпью. По гибким мосткам над их головами и согнутыми спинами бегали рабы-грузчики и заполошные писцы в обнимку со счетными досками. Один такой служитель таможни в традиционном кудлатом парике, в котором почти потерялась его мелкая головенка, возник перед друзьями.
— Кто, откуда, зачем? — выпалил он на трех языках.
— Достопочтенный, скажи что-нибудь на языке, которым тебя снабдили боги. Страсть, как соскучился по родному слову, — попросил Ахтой, завязывая свой знаменитый мешок.
— Египтянин?
— Конечно!
— И ты знаешься с… погаными? — чиновник покосился на Ларит. — Платите въездную пошлину, а также пошлину за право торговли с правоверными и пошлину на право торговли с неверными.
— Мы не торговать, — возразил Астарт, — у нас нет товаров. Мы посетим Мемфис, чтобы поклониться гробнице Имхотепа, и покинем Египет. Мы спешим в Иберию.
— Мои уши не хотят ничего слышать. Еще от вас подарок начальнику пристани.
Получив после длительных препирательств несколько медных слитков, чиновник черкнул что-то на счетной доске, сунул ее под мышку и побежал к следующему судну.
По причалу бродил увешанный лентами глашатай. Он бил в тимпан и кричал, перекрывая все звуки, гавани:
— Номарх Иму-Хента, властитель Бубастиса, князь, хранитель печати, единственный семер, великий в должности, высокий в чине, стоящий во главе людей нома, губернатор «Врат северных стран», могущественный вельможа Схотепигор объявляет всем врачам, врачевателям и лекарям, прибывшим из других стран: кто излечит от дурной болезни красавицу наложницу, будет радоваться жизни до конца дней своих…
У Ахтоя загорелись глаза. «Сами боги толкают в спину!»
— Эй, — крикнул он, к неудовольствию друзей, — уважаемый, прикрой горло и подойди сюда…
