Бернард Корнуэлл - Экскалибур
Я развернул ткань, извлек на свет меч в ножнах и повернул его рукоятью к Гавейну. В первое мгновение юноша не решался дотронуться до клинка, затем робко протянул руку и извлек Экскалибур из ножен. Благоговейно полюбовался клинком, коснулся пальцем выгравированных завитков и вырезанных по стали драконов.
— Сделан в Ином мире — самим Гофанноном, — потрясенно выдохнул он.
— Скорее откован в Ирландии, — немилосердно поправил я. При виде юношеского простодушия Гавейна меня отчего-то так и подмывало развеять эту благочестивую наивность.
— Нет, господин, — очень серьезно заверил он, — меч сделан в Ином мире. — И он почтительно вернул мне Экскалибур. — Пойдем, господин, — позвал Гавейн, увлекая меня за собой, но вновь поскользнулся в грязи и отчаянно замахал руками, пытаясь не упасть. Его белый доспех, такой впечатляющий на расстоянии, изрядно облез, и поблек, и заляпался грязью, но сам Гавейн обладал несокрушимой уверенностью в себе: она-то и спасала положение, в противном случае юнец смотрелся бы просто смехотворно. Его длинные золотые волосы, небрежно заплетенные в косу, падали до поясницы. Мы уже вступили во входной коридор, петляющий между высокими земляными валами. Я между делом спросил Гавейна, как он познакомился с Мерлином.
— О, я знаю Мерлина всю жизнь! — радостно заверил принц. — Он, видишь ли, приезжал ко двору моего отца, хотя в последнее время не так уж и часто, но когда я был ребенком, он там жил постоянно. Он был моим наставником.
— Твоим наставником? — изумленно произнес я. Я и впрямь удивился не на шутку: Мерлин ни словом не упоминал при мне ни про какого Гавейна, ну да старик всегда отличался скрытностью.
— Не грамоте, нет, — уточнил Гавейн, — буквам меня женщины учили. Нет, Мерлин научил меня моей судьбе. — Юноша смущенно улыбнулся. — Научил хранить себя в чистоте.
— В чистоте! — Я с любопытством воззрился на него. — Что, никаких женщин?
— Ни одной, господин, — простодушно признался он. — Так велит Мерлин. Во всяком случае, не сейчас; потом-то конечно. — Голос его прервался — и юноша залился краской.
— Вот уж не дивлюсь я, что ты молишься о ясном небе, — хмыкнул я.
— Нет, господин, что ты! — запротестовал Гавейн. — Я молюсь о ясном небе, чтобы боги сошли к нам! А когда они явятся, они приведут с собой Олвен Серебряную. — И он снова вспыхнул до корней волос.
— Олвен Серебряную?
— Ты видел ее, господин, — в Линдинисе. — Его красивое лицо озарилось просто-таки неземным светом. — Ступает она легче, чем дыхание ветерка, кожа ее сияет в темноте, а там, где прошла она, распускаются цветы.
— Она и есть твоя судьба? — спросил я, втайне испытав гадкий укол ревности при мысли о том, что эту лучезарную гибкую нимфу отдадут молодому Гавейну.
— Мне суждено жениться на ней, когда труды наши завершатся, — торжественно произнес принц. — Сейчас мой долг — хранить Сокровища, но через три дня я привечу богов и поведу их против врага. Я стану освободителем Британии. — Он произнес эту вопиющую похвальбу совершенно спокойно, словно речь шла о самом что ни на есть обыденном поручении. Я промолчал — просто шагал себе вслед за ним мимо глубокого рва, что разделяет средний и внутренний валы Май Дуна. Пространство между ними загромождали небольшие, наспех сооруженные шалаши из веток и соломы. — Через два дня мы их снесем и бросим в костры, — пояснил Гавейн, проследив мой взгляд.
— В костры?
— Увидишь, господин, увидишь.
Однако, поднявшись на холм, я не сразу смог понять, что же я такое вижу. Вершина Май Дуна представляет собою вытянутую, травянистую поляну, там в военное время целое племя вместе со всей скотиной укрылось бы, но теперь западный конец холма был крест-накрест исчерчен сложным узором сухих изгородей.
— Вот! — гордо объявил Гавейн, указывая на изгороди, так, словно сам же их и построил.
Селян, нагруженных вязанками хвороста, направляли к одной из ближайших изгородей: там они сбрасывали свою ношу и устало брели прочь — собирать еще. И тут я разглядел, что изгороди на самом-то деле — это гигантские нагромождения сучьев и веток, готовые вспыхнуть костры. Дровяные завалы поднимались выше человеческого роста и протянулись на мили и мили, но только когда мы с Гавейном поднялись на внутренний круг укреплений, я разглядел рисунок изгородей в целом.
Изгороди заполняли всю западную половину возвышенности, а в самом их центре высилось пять костров, образующих круг в середине пустого пространства шестидесяти или семидесяти шагов в диаметре. Это пространство и окружала изгородь, закрученная в форме спирали: она описывала три полных оборота, так что вся спираль, включая центр, в ширину достигала больше ста пятидесяти шагов. Снаружи спираль обрамлял поросший травою круг, в свою очередь опоясанный кольцом из шести двойных спиралей, причем каждая раскручивалась из одного центра и вновь сворачивалась, захватывая следующую, так что в прихотливом внешнем круге располагалось двенадцать опоясанных огнем участков. Двойные спирали соприкасались друг с другом: так вокруг грандиозного узора образуется целый бастион пламени.
— Двенадцать малых кругов — это для тринадцати Сокровищ? — спросил я у Гавейна.
— Котел, господин, будет в центре, — благоговейно пояснил принц.
Сооружение и впрямь вышло внушительное. Сучья и хворост утрамбовали плотно, изгороди получились высокие, куда выше человеческого роста: на вершине холма дров скопилось довольно, чтобы костры Дурноварии пылали девять или даже десять зим. Двойные спирали в западном конце крепости еще только закладывали; на моих глазах люди яростно утаптывали валежник, чтобы дерево прогорело не быстро, но полыхало долго и ярко. Под нагромождением веток и прутьев своей очереди дожидались цельные древесные стволы. Этот костер, подумал я, возвестит конец мира.
Наверное, в определенном смысле именно для этого костер и разложен. Наступит конец привычного нам мира, ибо если Мерлин прав, то сюда, на эту самую возвышенность, явятся боги Британии. Меньшие боги отправятся в малые круги внешнего кольца, в то время как Бел сойдет в огненное сердце Май Дуна, где ждет его Котел. Великий Бел, бог богов, Владыка Британии, явится на крыльях урагана, и звезды покатятся ему вслед, точно осенние листья, подхваченные бурей. А там, где пять отдельных костров отметили средину Мерлиновых огненных кругов, Бел вновь ступит на Инис Придайн, остров Британию. По спине у меня внезапно побежали мурашки. До сих пор я не вполне осознавал всей грандиозности Мерлиновой мечты, а теперь вот был просто ошеломлен. Через три дня — через каких-то три дня! — боги будут здесь.
