Бернард Корнуэлл - Экскалибур
Я повернулся уходить, собираясь подождать снаружи, как вдруг взгляд мой упал на руку. Я завороженно уставился на нее: уж не обманывают ли меня глаза? В смутном свете у внешней двери не разберешь, так что я нырнул обратно сквозь внутреннюю дверь туда, где у алтаря ждал великий Котел, и здесь, в самой темной части храма Митры, я поднес правую ладонь к лицу.
И вправду светится!
Я вздрогнул. Я не хотел верить глазам своим — но ведь рука действительно светилась! Не лучилась, не сияла внутренним светом, нет: ладонь словно мазнули какой-то блескучей дрянью. Я провел пальцем по влажному пятну: мерцающую поверхность прочертил темный след. Итак, Олвен Серебряная на самом деле никакая не нимфа и не посланница богов, а самая обыкновенная смертная девушка — ее просто-напросто умастили слизью моллюска. Это не магия богов, это фокусы Мерлина. Так в темном святилище умерли все мои надежды.
Я вытер руку о плащ и вышел наружу, в солнечный свет. Присел на скамейку у храмовой двери, глядя на внутренний вал: там возилась орава детишек — малыши весело съезжали и скатывались кувырком вниз по склону. Отчаяние, истерзавшее меня по дороге в Ллогрию, накатило с новой силой. Мне безумно хотелось верить в богов, и все же меня одолевали сомнения. Ну и что с того, спрашивал я себя, что девочка смертная и что ее нездешнее мерцающее свечение — это Мерлинов трюк? Это не отменяет могущества Сокровищ, но ведь всякий раз, как я задумывался о Сокровищах и чувствовал, что уже не полагаюсь на их силу, я подбадривал себя воспоминанием о мерцающей нагой девушке. А теперь, выходит, никакая она не вестница богов, но просто-напросто очередная иллюзия, сотворенная Мерлином.
— Господин? — В мысли мои ворвался женский голос. — Господин? — Я поднял глаза: передо мной стояла пухленькая темноволосая молодка и смущенно улыбалась мне. В простеньком платье и в плаще, короткие темные кудри перехвачены ленточкой, и за руку держит рыжеволосого мальчугана. — Ты меня совсем не помнишь, господин? — разочарованно протянула она.
— Киууилог, — вспомнил я наконец ее имя. Одна из наших служанок в Линдинисе — там-то ее и соблазнил Мордред. Я встал. — Как поживаешь?
— Да, правду сказать, неплохо, господин, — заверила она, очень довольная, что я ее все-таки вспомнил. — А это малыш Мардок. В отца пошел, верно, детка? — Я пригляделся к мальчику. Круглолицый крепыш лет шести-семи от роду, с жесткими, торчащими во все стороны волосами, ну вылитый Мордред. — Спасибо, нравом удался не в отца, — продолжала Киууилог, — он у нас хороший мальчик, верно? Просто золото, а не мальчуган, господин. Никаких с ним хлопот, вот ни минуточки, верно, мое солнышко? — Она нагнулась и поцеловала Мардока. Мальчуган явно чувствовал себя неловко — что еще за телячьи нежности на людях! — однако ж широко улыбнулся. — Как госпожа Кайнвин? — полюбопытствовала Киууилог.
— Замечательно. Я расскажу ей про тебя, она будет рада.
— Уж она-то всегда была ко мне добра, — отозвалась Киууилог, — я б и переехала в ваш новый дом, господин, да вот мужчину встретила. Замуж вышла, вот оно как.
— И кто же он?
— Идфаэль ап Мерик, господин. Он теперь служит лорду Ланвалю.
Ланваль был начальником стражи, приставленной к Мордреду в его золоченой темнице.
— А мы думали, ты ушла от нас, потому что Мордред дал тебе денег, — признался я.
— Он-то? Денег дал? — рассмеялась Киууилог. — Да раньше звезды с небес посыпятся, господин. Дурочка я была в ту пору, — весело посетовала она. — Понятное дело, я ж не понимала, что за мужчина Мордред, да он тогда и мужчиной-то еще не был, куда ему, ну и куда денешься, вскружил он мне голову, король как-никак и все такое, ну да не я первая, не я последняя, верно? Но обернулось-то все к лучшему. Мой Идфаэль — человек хороший, он не против кукушонка в своем гнезде — малыш Мардок ему что родной. Вот ты кто у нас такой, золотце, — заворковала она, — кукушоночек! — Она наклонилась, стиснула Мардока в объятиях и принялась щекотать его; мальчуган, хохоча, вырывался.
— А тут что ты делаешь? — полюбопытствовал я.
— Лорд Мерлин нас пригласил, — гордо объявила Киууилог. — Малыш Мардок ему уж больно по сердцу пришелся, вот оно как. Совсем парня разбаловал! Вечно сует ему лакомые кусочки, то-то ты у меня растолстеешь, золотце, ужо растолстеешь, что твой поросеночек! — Она снова пощекотала сынишку, тот со смехом отбивался и наконец высвободился. Убежал он, впрочем, недалеко: встал в нескольких шагах и уставился на меня, засунув палец в рот.
— Говоришь, Мерлин тебя пригласил? — переспросил я.
— Ага — сказал, ему повариха нужна, вот оно как, а я ж стряпаю ничуть не хуже любой другой. А уж сколько денег посулил! Мой Идфаэль сказал, чтоб непременно ехала. И ведь не то чтобы господин Мерлин много ел. Вот сыр он обожает, ну да тут стряпуха-то не нужна, верно?
— А моллюсков он ест?
— Сердцевидки любит, да только тут их мало. Нет, ест он по большей части сыр. Сыр и яйца. Не то что ты, господин, тебе-то, бывало, все мясо подавай, уж мне ли не помнить?
— Да я и сейчас от мяса не откажусь, — отозвался я.
— Хорошие были деньки, — вздохнула Киууилог. — Малыш Мардок-то с твоей Диан одногодки. Я все думала, то-то они бы славно играли вместе. Как она?
— Она мертва, Киууилог.
Молодая женщина разом изменилась в лице.
— Ох нет, господин, быть того не может, скажи, что не может!
— Ее убили люди Ланселота. Киууилог сплюнула в траву.
— Негодяи, все до единого. Мне страшно жаль, господин.
— Диан счастлива в Ином мире, — заверил я, — и в один прекрасный день мы все придем к ней.
— Непременно, господин, непременно. А остальные как?
— С Морвенной и Сереной все отлично.
— Вот и хорошо, господин. — Она просияла улыбкой. — Ты ведь останешься до Призывания?
— Призывания? — Это выражение я слышал впервые. — Нет, — покачал головой я. — Меня не приглашали. Думаю, я посмотрю из Дурноварии.
— А посмотреть будет на что, — заверила она. Заулыбалась, поблагодарила меня за то, что поговорил с ней, и бросилась в погоню за Мардоком, понарошку, ясное дело, а тот ну улепетывать, пища от восторга. Я вновь присел на скамью, очень довольный встречей, и задумался, что за игры такие затеял Мерлин. Зачем ему понадобилась Киууилог? И с какой бы стати нанимать стряпуху, если ему отродясь никто не готовил?
Но размышлял я недолго: за земляным валом поднялась суматоха, малышня бросилась врассыпную. Я встал: появились двое мужчин, изо всех сил налегающие на веревку. Мгновение спустя выбежал Гавейн, и тут я увидел, кого ведут — гигантского и свирепого вороного жеребца. Он рвался на волю и едва не сдернул обоих вниз со стены, но те покрепче вцепились в недоуздок и потащили перепуганное животное вперед. Тут конь ринулся вниз по крутому склону внутреннего укрепления, увлекая за собою обоих. Гавейн закричал им, дескать, поосторожнее бы надо, и сам не то скатился кубарем, не то побежал вдогонку за зверюгой. Следом появился Мерлин вместе с Нимуэ: эта маленькая драма его, похоже, нисколько не трогала. Он проследил, как коня отвели к одному из восточных навесов, а затем они с Нимуэ спустились к храму.
