Георгий Свиридов - Ринг за колючей проволокой
Бурзенко перевели в другой барак — блок штрафников, где многие узники носили на своих костюмах роковые отметки. Стоило только заключенным отойти от места работы или чуть замешкаться при выполнении приказания, как по ним без предупреждения открывался огонь.
Начались страшные дни. В четыре часа утра, после удара гонга, в барак, размахивая палками, врываются эсэсовцы:
— Хераус! Подъем!
Умирающих вытаскивают за ноги, живых поднимают ударами. Утренняя проверка — «аппель» — длится долго. Заключенные стоят без шапок по команде «смирно». Дежурный рапортфюрер монотонно выкрикивает номера узников. Стереотипные ответы заключенных Следуют один за другим. И вдруг — молчание. На очередной номер никто не отзывается. Блокфюрер и староста наводят справки. Все стоят не шелохнувшись. Через несколько минут становится известно, что номер такой-то ночью умер. Труп лежит на левом фланге.
Случается, что очередного номера не находят и среди умерших. Эсэсовцы объявляют тревогу. Начинаются поиски. Они иногда длятся несколько часов. И штрафники стоят на площади, ожидая решения коменданта.
Наконец выясняется — узник покончил жизнь самоубийством. Он бросился на колючую проволоку, через которую пущен ток высокого напряжения.
Проверка продолжается.
После «аппеля» — завтрак. Не успеют узники проглотить еду, как их уже выстраивают в колонны и гонят на работу. Одних штрафников ведут чистить отстойники нечистот, других — канализационные трубы, третьих — разносить кал на эсэсовские огороды, удобрять землю.
Команда штрафников, в которую перевели Андрея, носила название «Новые ботинки». «Странное название», — думал Андрей, оглядывая угрюмо шагающих рядом новых товарищей. Только теперь ом заметил, что у соседа справа ступни ног забинтованы. Забинтованы ноги и у соседа слева. И у впереди идущих. Что это значит? Новая пытка?
Долго гадать не пришлось. Команду пригнали на площадку, огороженную со всех сторон деревянным забором. У невысокого здания стоят ящики. Капо, долговязый немец Пауль Фридман, которого, как узнал впоследствии Андрей, узники прозвали «Черным Извергом», и трое его помощников — у всех на куртках зеленые треугольники — быстро открывают ящики.
Эсэсовцы, попыхивая сигаретами, молча наблюдают за действиями зеленых. Те торопливо вытаскивают из ящиков ботинки: новые, желтые. Грубая кожа лоснится на солнце, на подошве сверкают медные гвозди. Андрей видел такую обувь на фронте у немецких солдат. Неужели ее дадут заключенным?
Пауль выдает каждому узнику ботинки и пару носок. Андрей сел на асфальт и сбросил свои деревяшки. С удовольствием натянул чистые носки и обулся. Ботинки были точно по ноге. Капо внимательно следил, чтоб никто не одел просторные башмаки.
«В таких можно прошагать не только через Германию, а через всю Европу», — думал Андрей, вспоминая, как месяц назад он прошел сотни километров босиком.
Вначале ему показалось приятным, что башмаки плотно облегают ногу. Правда, они были очень грубы. Андрей сделал несколько шагов. Толстая подошва почти не гнулась. Верх больно давил на тыльную поверхность ступни, чуть повыше пальцев. Стало ясно, что носить ботинки будет несравненно трудней, чем деревянные колодки с брезентовым, мягким верхом. «Ничего, это на первых порах, пока разносятся, — решил Андрей — а потом ходить будет одно удовольствие!»
Когда заключенные обулись, началась маршировка. Сначала шагали строем, четко отбивая шаг, потом цепочкой по кругу, а затем последовала команда:
— Бегом!
Бежать было дьявольски тяжело. А долговязый капо взмахивал длинной плетью из воловьих жил, хлестал заключенных по спинам и лицам.
— Шнель! Шнель! Быстрее!
Андрей бежал и думал: что за глупое занятие придумали эсэсовцы? Какой толк от этой бессмысленной беготни в новых ботинках? Никакого. Даже убыток: новые солдатские ботинки изнашиваются. Что ж, если сами немцы этого хотят, будем старательно портить новую обувь. Все-таки это легче, чем таскать тачку в каменоломне.
К полудню многие узники выбились из сил. Они еле передвигали ноги. На их спины градом сыпались удары. Измучился и Андрей. Ботинки, казалось, стали свинцовыми. Ноги горели. Каждый шаг причинял боль.
— Шнель! Шнель!
Капо вытирает пот со лба и снова взмахивает тяжелой плеткой. Он бьет заключенных с азартом. Что руководит этим негодяем? Страх перед эсэсовцами, желание выслужиться или просто тупой садизм, наслаждение властью над беззащитными людьми?
— Шнель! Шнель!
К концу мучительного дня Андрей возненавидел Пауля. Чем сильнее болели уставшие ноги, тем яростнее становилось негодование. Андрей ненавидел Черного Изверга за хладнокровное избиение, за хриплый гортанный голос и больше всего за то, что он применял для издевательства спортивные упражнения. Несомненно, Черный Изверг был знаком с физической культурой, с принципами тренировки боксеров. Он подолгу заставлял штрафников выполнять на ходу подскоки, приседания, приказывал идти «гусиным шагом» и на носках. Эти упражнения, обычно применяющиеся для развития мышц ног, выматывали последние силы у заключенных, многие из которых раньше никогда не занимались спортом.
Лучи заходящего солнца слепили глаза. Андрей начал сбиваться с ноги, спотыкаться и, теряя чувство дистанции, наступать на пятки впереди идущего. Вездесущий Черный Изверг несколько раз огрел его плеткой. Андрей возненавидел и солнце. Чужое солнце, казалось, состояло на службе у гитлеровцев.
Когда, наконец, последовала команда «отбой», узники, сев на землю, стали торопливо сбрасывать проклятую обувь. Андрей тоже быстро расшнуровал ботинки. Ступни горели. Даже легкое прикосновение к ним вызывало острую боль.
— Ну вот, еще батальон головорезов обули, — сумрачно сказал сосед справа, осторожно перебинтовывая кровяные мозоли на ступне.
Андрей поднял голову.
— Как обули?
— Вот так, — сосед выругался. — Мы разносили новую обувку, а в ней гады пойдут топтать нашу землю…
Так вот оно в чем дело! Выходит, Андрей зря старательно «портил» ботинки! Да разве их за один день сносишь?
Черный Изверг и его помощники вытирали тряпочкой пыль с обуви, аккуратно укладывали ее в ящики. У Андрея защемило сердце. Какой-то Фриц или Ганс оденет эти разношенные им ботинки и, вскинув автомат, пойдет по русской земле, убивая и грабя. А он, Бурзенко, — солдат, комсомолец, боксер, — помогает врагу…
Приближается время вечерней проверки. Штрафные команды направляются в лагерь. Идут колонны узников, возвращаются все — и живые и мертвые. Немцы любят точный счет. Мертвых, убитых охранниками или погибших «в результате несчастного случая», несут на руках изнуренные товарищи. У главных ворот лагеря стоит комендант лагеря Кох, рядом его заместители. Они принимают вечерний парад. Оркестр, составленный из заключенных, трубит фашистский марш.
