Георгий Свиридов - Ринг за колючей проволокой

Зеленые не обратили внимания на Пархоменко.

— У тебя напарники надежные? — обратился Олесс к Трумпфу.

— Что надо. Настоящие буйволы, — похвастался бандит. — Закатят в лоб — сразу гроб заказывай!

— С этим не торопитесь, — напутствовал Олесс. — Обрабатывать так, чтобы в крематорий попадали только после нескольких сеансов. Густ сказал, что платить будут только за чистую работу. Ясно?

Бандиты большими группами направились к блокам, в которых жили политические.

Трумпф со своими «буйволами» поспешил в Малый лагерь. Переступив порог шестьдесят второго карантинного блока, он осклабился: в передней половине блока у широкого стола собрались политические. Они внимательно слушали какого-то пожилого, очень исхудавшего узника в роговых очках.

Трумпф секунду помедлил. «Буйволы» столпились вокруг него. Политические даже не повернулись, не обратили внимания на вошедших.

«Так, очкастый пропаганду разводит, — решил Трумпф. — Я пришел в самый раз!»

Бандит двинулся вперед, к столу, расталкивая заключенных, словно камыш. «Буйволы» угрожающе следовали за ним.

Петр Евграфович повернулся к вошедшим и строго сказал Трумпфу:

— Я вас слушаю, молодой человек.

Трумпф смерил щуплого длинного профессора уничтожающим взглядом. Такому дай щелчок — и двадцать марок в кармане!.. Но, вспомнив наставления Олесса, бандит чертыхнулся. «Чтоб только после нескольких сеансов…» Пусть сам попробует бить таких доходяг, да так, чтоб сразу не дохли как мухи!

Зеленый бросил ученому боксерские перчатки. Тот с удивлением посмотрел на них. Что это? Подарок? Петр Евграфович был готов произнести слова благодарности и отказаться от подарка. Но бандит грубо бросил:

— Одевай на лапы.

Петр Евграфович вежливо отодвинул перчатки:

— Благодарю вас. И могу жить, как все, без перчаток… Да-с.

— Одевай, тебе говорят!

— Я вас, молодой человек, не понимаю. Зачем?

— Сейчас узнаешь! — прорычал Трумпф, натягивая на поросшие рыжей шерстью ручищи упругие рукавицы. — Мы посмотрим, как твой большевистский дух поможет тебе драться.

— Драться?! — профессор часто заморгал. — Драться?!

— Не тронь профессора! — перед Трумпфом встали два политических. — Не тронь профессора!

Бандит широко размахнулся и ударил того, который был выше ростом.

В блоке началась свалка. Она продолжалась недолго. Преимущество тренированных «буйволов» было очевидным. Они в несколько минут разбросали политических, бросившихся на выручку Петру Евграфовичу.

Трумпф трижды приподнимал профессора и каждый раз целил в лоб. Там, полагал бандит, кость твердая, и с первого сеанса активист еще дух не испустит.

— Тайм! — остановил Трумпф «буйволов». — В первом раунде чистая победа! Айда дальше!

Возбужденные первым успехом негодяи направились в другой конец лагеря, к французам. Там они тоже рассчитывали на легкую победу. К тому же Трумпф знал в лицо французских активистов. Сейчас они познакомятся с его кулаками!

Но второй раунд не состоялся.

У французов зверствовали сами эсэсовцы. Блокфюрер Отто, по прозвищу Пастух, и его дружок эсэсовец Корштадт «обрабатывали» двух священников. Корштадт сорвал сутану с Лелуара, доктора богословия, и, смеясь, топтал сапогами молитвенник:

— Свинья! Вот тебе, вот!

Лелуар, с огромным синяком под глазом, грустно повторял:

— Бог все видит! Он этого не простит.

Эсэсовец подскочил к священнослужителю, сорвал у него с груди крест и швырнул его на землю:

— Старая свинья! Тебя надо к стенке! Служил, собака, партизанам, благословлял их! Вот твоему кресту! Вот твоему молитвеннику!

Доктора богословия Лелуара, профессора истории религии Антверпенского университета, фашисты считали опаснейшим политическим преступником: он был священником в партизанском отряде французского движения Сопротивления. Лелуара приговорили к смерти, но потом казнь заменили пожизненным заключением в Бухенвальде.

Пастух, избивая палкой аббата Энока, заставил его встать на колени и держать в каждой руке по кирпичу.

— А теперь, плешивая собака, кричи: «Христа не существует!» — приказывал Пастух. — Кричи: «Христа не существует! Единственный повелитель — это Гитлер!»

Аббат Энок, полуприкрыв глаза, мысленно обращался к богу.

— Кричи, плешивая собака, «Христа не существует! Единственный повелитель — это Гитлер!»

По лицу аббата текли слезы и кровь. А Пастух все взмахивал палкой.

Трумпф и его «буйволы» с интересом наблюдали за работой эсэсовцев.

— Герр блокфюрер, вы по ребрам его, по ребрам! — посоветовал Трумпф. — Он тогда сразу запоет!

Видя, что Пастух не обратил на него ни малейшего внимания, Трумпф повернулся к выходу:

— Айда в двадцать пятый. Там русские политики.

«Буйволы» поспешили за вожаком.

Идея Коха претворялась в жизнь. Бандиты старались вовсю, каждый стремился заработать. Отъявленные головорезы, среди которых находились и бывшие боксеры-профессионалы, «культурно» избивали политических активистов.

Очередное массовое издевательство над истощенными и едва державшимися на ногах заключенными проходило, по мнению Олесса, успешно. Избиения устраивались обычно вечером, после проверки, до отбоя или по воскресным дням. Два-три здоровяка в сопровождении лагерных полицейских и веселых дружков вваливались в барак и вызывали активистов. Прятаться было бесполезно. И никто не мог за них заступиться. Все делалось в виде игры. Зеленые предлагали своей жертве одеть боксерские перчатки:

— А ну-ка, надень. Посмотрим, как коммунистический дух помогает твоим костям держаться!

Одевал узник перчатки или отказывался от них, уголовникам было безразлично. Они начинали мордобои. С особенным удовлетворением бандиты Олесса избивали советских военнопленных. Здесь они всячески изощрялись.

— Мы арийцы, — хвастались немецкие уголовники, — всегда били и будем бить русских.

— Советские свиньи могут драться только толпой, стадом. Настоящих бойцов у них нет!

Глава одиннадцатая

В канцелярии после допроса и побоев Андрею на куртку и штаны нашили мишени — белые кружки с красным сердечком. Такими мишенями в Бухенвальде отмечались наиболее опасные политические: русские офицеры и заключенные, пойманные при побеге из плена. Андрей Бурзенко из обычного заключенного «гофлинга» превратился в движущуюся мишень — «флюгпункт». Эта отметка позволяла охранникам стрелять в него без промаха при первом удобном случае.

Бурзенко перевели в другой барак — блок штрафников, где многие узники носили на своих костюмах роковые отметки. Стоило только заключенным отойти от места работы или чуть замешкаться при выполнении приказания, как по ним без предупреждения открывался огонь.