Алый Первоцвет неуловим - Эмма Орци
– О, конкретное место не имеет значения, сэр Перси, – холодно ответил Шовелен. – К вашим услугам вся Франция.
– Я много думал об этом, но тем не менее не уверен в таком безграничном гостеприимстве, – невозмутимо возразил Блейкни.
– Тогда что вы думаете насчет парижских лесов, сэр?
– Слишком далеко от берега, сэр. Не исключено, что, переехав Канал, я буду угнетен морской болезнью, а потому предпочту взяться за дело как можно быстрее… Нет, Париж – нет, сэр. Давайте лучше… ну, скажем, Булонь… Хорошенькое местечко эта Булонь… А вы так не думаете?
– О, конечно, сэр Перси.
– Тогда Булонь. Крепостной вал с южной стороны города.
– Как вам угодно, – в очередной раз сухо согласился Шовелен. – Бросим еще?
Веселый гомон сопровождал это короткое совещание, а шутка Блейкни вызвала просто взрыв смеха.
Вновь загремели кости в стаканчике, и вновь были брошены на маленький столик.
– Этот раз ваш, месье Шовелен, – заметил Блейкни, быстро окинув взглядом выпавшие кости. – Видите, как одинаково судьба благосклонна к нам обоим. Мне – выбор места… Теперь буду рад услышать ваши предложения… Итак, вам выбирать время. С нетерпением жду возможности порадоваться с вами… Итак, крепостной вал Булони с юга?
– Через три дня, не считая сегодняшнего, в час, когда кафедральный колокол прозвонит к вечерне, – уверенно заявил Шовелен.
– О, но мне казалось, что ваше чертово правительство отменило все эти соборы, звон колокола… Французский народ отправляется теперь в ад своим ходом, поскольку все пути в рай перекрыли баррикадами Национального конвента… Или я ошибаюсь? По-моему, там будет запрещено звонить к вечерне.
– Только не в Булони, сэр Перси, – ехидно ответил Шовелен. – Ручаюсь вам, что в этот вечер будут звонить к вечерне.
– А в котором часу это будет, сэр?
– Через час после захода солнца.
– Но почему же через три дня, а не через один или два?
– Но я тоже могу поинтересоваться, почему южный вал, сэр Перси? Почему не западный? Я выбрал четвертый день – это вас не устраивает? – иронично спросил Шовелен.
– Не устраивает меня? О, сэр, да для меня ничего лучше и быть не может! – рассмеялся Перси. – Черт возьми, я бы назвал это просто восхитительным, чертовски восхитительным… Мне только интересно, – добавил он мягко, – почему вы вдруг вспомнили о вечерне?
При этом все засмеялись, быть может, даже несколько оскорбительно.
– А, – весело продолжил Блейкни, – я уже вспомнил… Клянусь, я отлично помню, что при нашей последней встрече вы как раз собирались принять духовный сан! Да-да, напоминание о вечерне очень подходит к вашему монашескому одеянию. Припоминаю, сэр, как благоприятно для вас развивались тогда события…
– Собираемся ли мы с вами оговорить до конца условия, сэр Перси? – сказал Шовелен, останавливая неудержимый поток насмешек противника и пытаясь скрыть раздражение под маской бесстрастия.
– Вы имели в виду выбор оружия? – вмешался его королевское высочество. – Но, по-моему, само собой разумеется – шпаги?
– Совершенно верно, ваше высочество, – поддакнул Блейкни, – но есть всевозможные маленькие детали, имеющие огромную важность для нашего поединка… Или не так, месье?.. Господа, я обращаюсь к вам… Клянусь, никому не известно… А вдруг месье Шовелен пожелает, чтобы я явился на поединок в зеленых чулках, а мне вдруг захочется увидеть в его петлице алый цветочек?
– Уж не Сапожок ли Принцессы, сэр Перси?
– А почему бы и нет, месье? Он бы очень патетично смотрелся в вашей бутоньерке на фоне черного клерикального одеяния, которое, как мне показалось, вы любите порой надевать во Франции… А когда он завянет и совершенно умрет, то вы обнаружите, как он сильно пахнет, пахнет гораздо сильнее, чем ладан…
После этих слов раздался всеобщий хохот. Та ненависть, которую любой член революционного правительства Франции, включая, конечно, и бывшего посла Шовелена, испытывал к английскому национальному герою, была хорошо известна всем.
– Итак, условия, сэр Перси, – сказал Шовелен, будто не замечая хохота, разразившегося после слов Перси. – Будем бросать еще?
– Только после вас, сэр, – уступил сэр Перси.
В третий и в последний раз противники встряхнули кости и бросили. На этот раз Шовелен был уже абсолютно равнодушен, детали больше не интересовали его.
Какой смысл имели все эти условия в поединке, который нужен лишь для того, чтобы выманить врага. Час и место назначены, не появиться сэр Перси не может.
Шовелен достаточно хорошо изучил пылкий дух соперника, чтобы на этот счет не оставалось никаких сомнений. Даже теперь, глядя с завистью на прекрасно сложенную массивную фигуру наиглавнейшего своего врага, на его нервные руки, волевые челюсти, широкий лоб и полуприкрытые, глубоко посаженные глаза, он чувствовал, что и в этой игре со смертью сэра Перси беспокоит лишь одна страсть – страсть к приключениям.
Привычка сильнее смерти! Да, сэр Перси будет на южном валу Булони через час после захода солнца в указанный день – конечно, полный веры в свое фантастическое везение, в присутствие духа, в свою чисто физическую силу и в силу своего ума, которые должны помочь ему избежать той самой ловушки, в которую он, вне всяких сомнений, сейчас решает отправиться. Таким образом, в деталях не было никакого смысла.
Но в этот самый момент Шовелен подумал об одной очень важной вещи – воистину в грядущий знаменательный день необходимо ни одной мелочи не оставить на произвол судьбы. Надо встретить ловкого врага не только хитростью, но и всей властью, и если для этой цели понадобится согнать в Булонь все силы республиканской армии севера Франции, то они будут согнаны и окружат крепость, дабы не осталось ни одной надежды отчаянному Сапожку Принцессы на возможный побег. Тут поток его размышлений рассыпался брызгами, столкнувшись с приятным голосом Блейкни:
– Черт! Месье Шовелен, боюсь, на этот раз фортуна вас оставила. Она, как вы можете убедиться, вновь повернулась ко мне.
– В таком случае, сэр Перси, – ответил француз, – вам предстоит определить условия нашего поединка.
– Ах, и действительно! Неужели мне так повезло? – весело откликнулся Перси. – Клянусь честью, я не стану терзать вас формальностями. Если будет холодно, мы будем драться в сюртуках, если жарко – в жилетах… Не стану я требовать ни алых лент, ни зеленых чулок. Я постараюсь даже пару мгновений побыть серьезным и весь свой скудный умишко направить на обдумывание кое-каких деталей, которые будут для вас приемлемы. И первое, что приходит мне в голову, это мысль об оружии. По-моему, вы согласились на шпаги? В таком случае, сэр, я воспользуюсь своим правом и выберу то оружие, которым мы будем драться… Прошу вас, Фоулкс, – сказал он, поворачиваясь к сэру Эндрью, – принесите нам пару шпаг со столика в моей комнате… А почему бы нам не попросить слуг еще и наточить их получше, а? – весело продолжал он, после того как сэр Эндрью
