Кафе на вулкане. Культурная жизнь Берлина между двумя войнами - Франсиско Усканга Майнеке
Геббельс возненавидел работу с первого же дня. Ему платили жалкие крохи и заставляли отказываться от идеалов студенческой поры. Постоянно пребывая в депрессии, он проводил большую часть времени в плохом настроении; кончилось тем, что в сентябре того же года из-за его поведения и экономического кризиса ему указали на дверь. Геббельс вернулся в родительский дом, заперся на чердаке и стал писать драму «Странник» и роман с автобиографическими мотивами «Михаэль. Германская судьба в дневниковых листках». Ему не удалось добиться ни постановки первой, ни публикации – на тот момент – второго. Но Геббельс не сдавался и отправил заявления на вакансию редактора двум гигантам немецкой прессы: Berliner Tageblatt и Vossische Zeitung. В письмах он одновременно и горячо умолял взять его, и демонстрировал высокомерие нарцисса – уже тогда оно проявилось в качестве одной из главных черт его характера. Но все усилия оказались напрасны. Ни Теодор Вольф, ни Георг Бернхард – главные редакторы газет – не отозвались на его предложение.
К началу 1924 года Геббельс был неудавшимся писателем и неудавшимся журналистом, а также открытым антисемитом. Как и многие немцы его поколения, он считал, что в существующем кризисе и мрачном будущем, которое предсказывали Веймарской республике, виноваты евреи. Этим же он оправдывал и собственные неудачи: газеты, которые закрыли перед ним двери, принадлежали издательским домам с еврейским капиталом; театры, по которым он безрезультатно рассылал свою пьесу, почти все находились в руках евреев; многие из директоров банков – «храмов материализма», как он их называл, – имели еврейское происхождение. Тогда же он узнал, что и его невеста, Эльзе Янке, была наполовину еврейкой: «Она призналась мне в своих корнях. Магия исчезла». Одна из его записей в дневнике того периода гласит: «Германии не хватает твердой руки. Уже достаточно экспериментов и пустых фраз. Нужно вернуться к серьезности и работе. Нужно выкинуть еврейскую шайку вон».
В августе 1924 года старый школьный товарищ Геббельса Фриц Пранг взял его на митинг Национал-социалистической партии Великой немецкой нации, проходящий в Веймаре. Национал-социалистическое движение Великой немецкой нации было новым именем Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП), основанной Гитлером в 1921 году и позже запрещенной после попытки госпереворота в мюнхенской пивной. Как писал Геббельс в своем дневнике, тот день в Веймаре стал для него «откровением». На этом запись заканчивается, но после возвращения с митинга Геббельс создает местное отделение Движения и развивает бешеную активность на благо дела нацистов.
В декабре 1924 года за хорошее поведение досрочно выпускают из тюрьмы Гитлера, и вскоре он снова основывает НСРПГ. Геббельс продолжает неуемную активность под новой аббревиатурой: с октября 1925 года он выступает на ста восьмидесяти девяти митингах. Его энергия и красноречие привлекают внимание самого фюрера. Нам неизвестно, какого мнения придерживался Гитлер о Геббельсе в начале их взаимоотношений – Гитлер не вел дневников. В 1983 году еженедельник Stern раструбил на своих страницах о сенсационной публикации дневников Гитлера. Однако они оказались подделкой: шестьдесят тетрадок, исписанных неким Конрадом Куяу, – крупнейшая издательская утка века. Таким образом, мы не знаем, восхищался ли Гитлер Геббельсом или просто считал, что он поможет реанимировать движение. Однако дневники Геббельса сохранились. Он начал вести их 17 октября 1923 года, а последняя запись относится к 9 апреля 1945 года – за несколько недель до того, как в бункере фюрера он совершит самоубийство вместе с женой и шестью детьми. Именно благодаря дневнику мы знаем, что при знакомстве с Гитлером Геббельс испытал нечто большее, чем восхищение.
После первой встречи, 6 ноября 1925 года, Геббельс доверил дневнику:
У этого человека есть все, чтобы сделаться королем. Он рожден, чтобы стать народным трибуном. И будущим диктатором.
Вторая встреча произошла 23 ноября 1925 года:
Здесь Гитлер. Как я рад! Он приветствует меня, как старинного друга. Он внимателен ко мне. Как я его люблю! Потрясающий человек! И он ораторствует всю ночь. Я не устаю слушать его. Как я мал на его фоне! Он подарил мне свою фотографию. Хочу, чтобы он стал моим другом. Его снимок стоит на моем письменном столе.
Третья встреча, 14 апреля 1926 года:
Мюнхен. Восемь часов вечера. Мы едем на машине в пивную «Бюргербройкеллер». Гитлер уже там. Мое сердце готово разорваться. Заходим в зал. Триумфальное приветствие. Мы вместе – он и я. Моя очередь. Я говорю два с половиной часа.
Я отдаю всего себя. Все вокруг воодушевлены. В конце Гитлер обнимает меня. Я не могу сдержать слез. Я счастлив.
Осенью того же года Гитлер назначил Геббельса гауляйтером[11] Берлина-Бранденбурга. Вернув территориальное деление, каким оно было в Средневековье, НСДАП поделила Германию на тридцать три гау. Геббельс, которому недавно исполнилось двадцать девять лет, стал кем-то вроде главы района. Назначение венчало головокружительный карьерный взлет: менее чем за два года Геббельс смог дослужиться до одного из самых важных партийных постов. Несмотря на то что, вступив в эту должность, 26 ноября 1926 года он описал ее как «болото греха». Иссушить это болото – вот о какой цели он думал на станции тем ноябрьским вечером, выходя из поезда на берлинском вокзале «Зоологический сад», куда прибывали составы с западного направления – из Парижа и богатой и густонаселенной Рейнской области.
Можно представить себе эту сцену: коротышка ростом сто шестьдесят пять сантиметров и весом пятьдесят килограммов, слегка хромая, волочит по перрону чемодан. Он покидает здание вокзала, нанимает такси и диктует водителю адрес пансиона поблизости от Потсдамерштрассе. Такси выезжает на Йоахимшталерштрассе и следует в южном направлении. На дорогах оживленное движение, как всегда в это время, и им с трудом удается двигаться вперед. Они поворачивают на Гарденбергштрассе, и их взгляду предстает толпа, покидающая кинотеатр Gloria Palast – зрители, выходящие с вечернего сеанса; среди них женщины в мини-юбках, с короткими стрижками, под руку с модно одетыми горожанами. Все оживленно обсуждают киноленту «Генерал» Бастера Китона, премьера которой проходила в те дни в Германии. Еще несколько метров, и такси оказывается на Августа-Виктория-Плац – площади, от которой отходит бульвар Ку’дамм. Он кишит людьми, прогуливающимися под неоновым светом фонарей, привезенных из Америки, под вывесками ресторанов, кафе и салонов «снобов-комунистов». Когда постовой дает знак проезжать дальше, они объезжают Мемориальную церковь по левой
