Кристиан Жак - Пылающий меч
Сердцем Тетишери стал каменный скарабей, оправленный в золото. Символ посмертных перерождений, он будет ей помощником во время последнего суда и сохранит ей вечную молодость.
Яххотеп, супруга бога, руководила погребальной церемонией своей матери, хрупкой, исполненной мужества женщины, не давшей Фивам погибнуть, способствовавшей каждому шагу на трудном пути к свободе. Ни в чем не схожие друг с другом, Яххотеп и Тетишери шли в одном направлении.
Когда дверь в дом вечности затворилась за старой царицей, Яххотеп почувствовала себя такой одинокой, что ей захотелось отказаться от неравной борьбы, которую она вела столько лет. На этот раз об ее исходе гадать не приходилось. Но могла ли она предать царский дом и свой народ, который сумела вдохновить на жертвенную борьбу с врагами?
— Я никогда не забуду бабушку, — негромко произнес Яхмос. — Когда мы очистим нашу землю от захватчика, мы воздадим ей великие почести.
Унося с собой очищенную душу Тетишери, сотни ласточек взлетели над городом мертвых на западном берегу Фив. Завтра на заре ее душа вновь воскреснет вместе с солнцем.
— Пока тебя не было с нами, мама, — обратился к Яххотеп Яхмос, — я ни минуты не пребывал в праздности, я много читал, наблюдал за людьми, занимался набором.
— Каким набором? — удивилась Яххотеп, не поняв, о чем идет речь.
— Набором новых воинов, — объяснил Яхмос. — Раз все военные силы собраны в Пер-Камосе, Фивы не могут оставаться в стороне. Каждый день я навещал верфи, где наши корабелы заняты строительством новых военных судов, я объезжал предместья и селения в поисках воинов-добровольцев. Офицеры царской стражи обучают их воинскому искусству, Хирей обеспечивает кровом и пищей. Ведь точно так же вы с отцом создавали наш первый воинский отряд, не так ли? Очень скоро Фивы вновь обретут надежную защиту.
Как же изменился за столь короткое время юный Яхмос! Священные обязанности фараона возобладали в нем над мальчишескими пристрастиями.
— Я горжусь тобой, Яхмос.
На лице юного фараона отразилось смущение.
— Ты знаешь, у меня недавно украли мои парадные сандалии. Заметил пропажу управляющий дворцом Карис, но и он не смог понять, когда именно их унесли, потому что я не надевал их со дня коронации.
— Ты кого-то подозреваешь?
— Нет, мама. Множество самых разных людей могли побывать в кладовой, где они лежали.
Обыкновенная кража или очередное посягательство на жизнь фараона, совершенное вражеским соглядатаем? Попытка уничтожить Яхмоса, расправиться с ним, как с его отцом и братом? Да, скорее всего такова была цель врагов.
— Ты бываешь во многих местах. Достаточно ли ты заботишься о своей безопасности?
— Забочусь, как могу.
— Охраняет ли стража дверь твоей опочивальни по ночам?
— Да, и я сам выбираю телохранителей.
— Кроме кражи, ничего больше не случилось?
— Ничего.
Яххотеп и Яхмосу пришлось еще утешать разом одряхлевшего Кариса. Тетишери назначила его управляющим дворцом, и теперь он почувствовал, что силы оставили его, и он больше не может справляться со своими обязанностями.
— Я слишком стар, возлюбленные мои повелители. Найдите мне замену, возьмите на мое место молодого человека, полного сил.
— Невозможно заменить Тетишери и тебя, Карис, — возразила ему Яххотеп. — Время ли искать замену, когда идет война? Уклад дворцовой жизни должен остаться прежним. Кто кроме тебя сумеет поддерживать его, исполняя все положенные ритуалы? Все, что ведомо только тебе, ты должен передать фараону Яхмосу.
— Я понял вас, госпожа, вы можете на меня положиться.
Мать с сыном провели вечер на берегу священного озера в Карнаке. Никаким разногласиям, никаким душевным смутам не было места здесь, где все дышало близостью к богам.
— Приходи сюда чаще, — посоветовала Яхмосу Яххотеп, — здесь ты отрешишься от обыденной суеты и воспаришь над ней, словно птица. Расправь крылья мыслей, как птицы расправляют крылья и созерцай священные воды, где зародилась жизнь и где она вновь растворится, когда миру придет конец. Царство твое преходяще, Яхмос, пища твоя — вечность, но здесь и сейчас придется тебе бороться с силами тьмы.
— Завтра ты вернешься в Пер-Камос, мама?
Яххотеп прижала к себе хрупкого подростка, которому грозили сотни смертей.
— Да, завтра, ранним утром. А ты ищи добровольцев и не выпускай из виду работы на верфях.
— Без бабушки мне придется нелегко.
— Испытания только начинаются, Яхмос.
18
Одна только Ветреница не умирала от страха на корабле, направляющемся из Египта на Крит. Первые два дня прошли в тишине и спокойствии, но на третий день налетела буря и превратила плавание в ад. Тошнило даже капитана, а трех человек смыло за борт.
Ветреница не замечала ярости моря. Погрузившись в воспоминания о Миносе, она думала о том, как была с ним счастлива, перебирала минуту за минутой сладостные часы их близости. Возлюбленного больше не было рядом с ней, и никогда она не будет лежать в его объятиях.
Сановник-критянин, встретивший на берегу сестру верховного владыки гиксосов, ограничился общепринятыми формулами вежливости и сопроводил ее в царский дворец Кносса, обитель Миноса Великого. Ветреница даже не взглянула на улицы, по которым они ехали.
Она оставалась равнодушной, когда они приблизились к роскошному дворцу и оказались в тронном зале перед царем Крита, величественным бородатым старцем, восседавшим на резном каменном троне с грифонами.
Только при виде фантастических чудищ взор Ветреницы оживился. Грифоны были великолепны, они внушали страх, но не было на них той печати гениальности, что лежала на творениях ее возлюбленного…
Ветреница оглядела придворных: они стояли толпой, в красивых одеждах, одни с длинными волнистыми волосами, другие — с короткими, туго завитыми. Мужчины пожирали ее глазами, отдавая дань красоте.
— Я привезла тебе тело художника Миноса, которому ты оказал честь, позволив носить свое царское имя.
— От чего умер Минос?
— Царь Крита! Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине.
Вокруг поднялся ропот, просьба показалась дерзкой.
— Господин, вы не должны подвергать себя риску, — с поклоном произнес один из придворных.
Минос Великий улыбнулся.
— Если ты опасаешься, что эта прекрасная женщина прибыла к нам с дурными намерениями, обыщи ее.
— Никто не смеет прикасаться ко мне, — произнесла высокомерно Ветреница. — Достаточно моего слова — я безоружна.
— Твоего слова мне достаточно, — кивнул критский царь. — Оставьте нас!
