Сергей Нуртазин - Русский легион Царьграда
– Печенеги. Недавно прошли, – встревоженно промолвил он, вернувшись.
– Может, это те, что изгоном хотели взять соседний острожек? – спросил Мечеслав.
Сахаман покачал головой и вскочил в седло. Всадники поскакали за ним, напряженно вглядываясь в степь. Сахаман время от времени слезал с коня, ходил влево и вправо, осматривая следы, что-то невнятно бормотал. И снова скакали. С высокого взлобка, на котором одиноко стояла каменная баба, увидели впереди брошенную повозку. Обнаружили и тело полураздетого молодого торкского воина, пронзенного печенежской стрелой.
– Торков пограбили, псы печенежские! – возмущенно произнес один из воинов.
– Нас семеро, – сказал Сахаман, бывший за старшого. – Их, по следам, – до полста.
Начало темнеть, когда по запаху дыма от невидимых пока костров они поняли, что нагнали вражеский отряд. Сахаман приказал:
– Торопша, ты с конями здесь будь, жди нас. А мы проведаем гостев непрошеных.
Далее шли пешими, крадучись со стороны Дикого Поля, откуда их не ждали. Непрошеных гостей обнаружили в довольно глубокой ложбине. До ее края, заросшего кустарником, добирались уже ползком. Внизу было чуть более полусотни воинов, Сахаман подсчитал довольно точно. Печенеги отдыхали, ели поджаренную конину, о чем-то переговаривались между собой. Их дозорный стоял на вершине противоположного спуска в ложбину, стерег пространство с киевской стороны, его фигуру уже размывала подступающая ночь. Еще два печенега стерегли лошадей, пасшихся внизу неподалеку от стана. Приученные степные кони не были стреножены. Полона не видать, подумал Мечеслав, знать, не те это печенеги. Но приглядевшись, увидел четырех связанных людей, сидевших спинами друг к другу чуть поодаль от основного ядра находников. Среди пленников он различил мужчину, уже немолодую женщину, худощавого мальчишку и юную девушку.
– Семья. Не славяне, – тихо сказал Мечеслав Сахаману.
– Торки. Это их повозку мы видели, – ответил Сахаман. – Воин погибший тоже, видать, из их семьи.
Один из двоих печенегов, охранявших пленников, насытившись, направился к ним, на ходу вытирая о штаны испачканные жиром руки. Подойдя к молодой торчанке и, видимо, оценив красоту пленницы, он довольно прицокнул языком и погладил ее по щеке. Девушка испуганно отвернула лицо. Печенег что-то сказал товарищу, направился к женщине, стал похотливо мять ее грудь. Женщина плюнула в него, степняк увернулся и ударил ее. Мужчина с окровавленной головой приподнялся, печенег ногой сбил его на землю. Товарищ печенега, сидевший у костра с обглоданной костью, кинул ее в торка. Описав в воздухе дугу, массивная кость ударила пленника в лицо. От этого в стане стало весело. Торк снова дернулся, пытаясь встать, но печенег, вынув из ножен кривую саблю, указал ею на мальчика. Мечеслав в бессильной злобе сжал кулаки.
– Янко, – тихо произнес Сахаман.
К нему подполз молодой светловолосый парень в кожаном шлеме.
– Мы будем дожидаться, покуда сон сморит их. Ты же беги к Торопше, пусть осторожно ведет коней сюда. А сам от него скачи в острожек, к Яруну, чтоб к заре у него был. Дымы соседям и на Киев пусть даст. Поспешай!
Янко, кивнув, растворился в сгущающихся сумерках, будто его и не было.
– Желан, Турвой, – позвал Сахаман дружинников, лежавших позади него. Они подползли. – Вам торков освобождать. Наметьте себе подходы к ним. Потом сажайте их на коней наших и скачите к Волчьей горе. А там – соображайте сами!
Когда и эти ратники скрылись, Сахаман тронул Сусара, темноволосого воина, лежавшего бок о бок с ним, и, указав на печенега, стоявшего на взлобке с другой от них стороны, провел себе большим пальцем по горлу. Тот кивнул и тоже исчез.
– А мы с тобою, друже, снимем тех, что коней стерегут, табун угоним, без коней печенеги не воины, – сказал тихо Сахаман, обращаясь к Мечеславу.
«Добро, дело удумал», – мысленно согласился Мечеслав. Ему вдруг вспомнилось, как принимали его в дружину и как увел он коня Ратши во время испытаний.
Стало совсем темно, по небу сверкающими жемчужинами рассыпались звезды, явилась луна, освещая степь тусклым светом. Ночью огонь отнимает дальнее зрение у сидящих перед ним, печенеги осторожничали и, готовясь ко сну, тушили костры. Мечеслав лежал не двигаясь, ловил шорохи ночи и вглядывался в затихающий печенежский стан. Назойливо пищали комары, почуявшие человеческую плоть, где-то неподалеку запел свою песню сверчок. Ноги и шея без движения затекли, хотелось встать, размять тело, но он терпел и ждал от старшого знака.
– Пора, – прошептал Сахаман.
Они тихо стали сползать вниз по склону. Где-то в стороне, но их было не слышно, ползли, подбираясь к пленникам, Желан и Турвой. Со взлобка, на котором стоял в стороже печенежский воин, затявкала степная лисица. Они замерли. Вскоре лисица снова тявкнула, но уже с их стороны и сверху. Мечеслав посмотрел на Сахамана, тот утвердительно кивнул. «Значит, Сусар снял сторожевого, а Желан и Турвой расправились с охранявшими пленников печенегами и ведут торков к нашим коням», – подумал Мечеслав.
Теперь они ползли в траве почти рядом со спящими врагами. Один из них вдруг заворочался, сел, отпил из кожаного бурдюка и снова лег. Дождавшись его первого всхрапа, поползли дальше. Вот и табун. Табунщики сидели недалеко от коней, тихо переговариваясь. Далее должно было произойти и произошло то, чему Сахаман и Мечеслав непрестанно учились и в чем упражнялись сотни раз. Мгновенный бросок из тьмы, удар ножом в горло, приглушенный хрип, обмякшие тела… Вслушиваясь, они лежали около поверженных воев. Наконец услышали тихий посвист, Сахаман ответил, из темноты возникли Сусар и Торопша с конями руссов. Печенежские скакуны настороженно принюхивались, шумно раздували ноздри и, фыркая, пятились от незнакомцев. Сусар и Сахаман стали осторожно обходить табун, успокаивая лошадей, это они умели. Мечеслав, надев на голову снятый с одного из поверженных табунщиков кожаный шлем-колпак, наблюдал за вражеским станом. Вдруг он увидел приближающегося воина, который что-то крикнул ему. Мечеслав поднялся, ответил невнятно гортанным успокаивающим возгласом, но кочевник все-таки учуял остаточное волнение табуна, заподозрил неладное, обернулся в сторону стана и закричал. Сусар метнул нож, лезвие вонзилось печенегу в спину. В стане начался переполох, воины вскакивали, кричали, хватали оружие. Высоким волчьим воем ударил Сусар по табуну, Сахаман и Торопша повторили, кони вскинулись и пошли, пошли…
– Поспешаем! – крикнул Сахаман, прыгая на своего коня, приведенного Торопшей, то же сделали и остальные. Печенеги вслед им метнули стрелы. Одна из них попала в шею Соколка, коня, на котором скакал Мечеслав. Конь всхрапнул и стал заваливаться на бок, радимич в последний миг успел спрыгнуть, краем глаза заметив, как удаляются, гоня табун, его сотоварищи. Вторая печенежская стрела, уже на излете, остро клюнула Мечеслава в бедро, он выдрал ее, отбросил и побежал, чувствуя, что кость не задета, бежать может, но кровь теплой струйкой все-таки потекла в сапог. Радимич бежал на полудень, там должна быть, помнил он, неширокая речка, заросшая камышом, кустарником и деревцами. Она его спасет, если добежит. А не добежит, печенеги не дадут сразиться с ними, изранят стрелами до смерти, не приближаясь. Ни меч, закинутый за спину, ни нож, который он вынул из сапога и примкнул к поясу, теперь ему не защита. Ему защита бег и отсутствие коней у преследователей.
