Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич
Франческо Морозини было уже шестьдесят четыре года. Лишившись шапки дожа, на которую он рассчитывал, он тем не менее с энтузиазмом и решимостью взял под командование 68 боевых кораблей, в том числе 6 галеасов. Подготовка такого большого флота заняла некоторое время, и он смог отплыть лишь в июле, однако задержка вынудила папу, великого герцога Тосканы и мальтийских рыцарей предоставить ему хотя бы несколько кораблей, успевших присоединиться к флоту перед отплытием. Выйдя из гавани, Морозини сразу направился к первой цели – острову Святой Мавры (современному Лефкасу) – и 6 августа захватил его после 16-дневной осады. Мало какое быстрое завоевание представляло собой бо́льшую стратегическую ценность: расположенный между Корфу и Кефалонией остров контролировал вход в Адриатику и Коринфский залив и обеспечивал плацдарм, с которого примерно через месяц небольшое сухопутное войско добралось до материка и вынудило к сдаче замок Превеза.
Тем временем дальше к северу побережья влахи в Боснии и Герцеговине одновременно подняли восстание против своих турецких повелителей и двинулись на юг, в Албанию и Эпир. Еще дальше к северу армии императора и Яна Собеского продолжали продвижение по территории Венгрии. К тому времени, когда наступление зимы положило конец первому сезону кампании, у Венеции и ее союзников были веские причины гордиться своими успехами.
С наступлением весны 1685 г. Морозини поплыл в старинный венецианский порт Корона, захваченный турками в 1500 г., и высадился там с войском в 9500 человек; в их числе были 3000 венецианцев, а также немецкие, папские и тосканские войска и 120 госпитальеров. На сей раз османский гарнизон оказал отчаянное сопротивление и поднял белый флаг над цитаделью лишь в августе. Когда началось обсуждение условий мира, одна из турецких пушек выстрелила, убив нескольких венецианцев. Переговоры немедленно прекратились, союзные войска в ярости хлынули в город и устроили там резню. Затем последовало взятие целой серии других крепостей, и через два-три месяца большая часть Южной Мореи была под контролем союзников; шведский генерал граф Отто Вильгельм фон Кёнигсмарк, нанятый Венецией за жалованье 18 000 дукатов, прибыл, чтобы взять на себя командование всеми сухопутными войсками.
В начале 1686 г. Морозини и фон Кёнигсмарк встретились на острове Святой Мавры на военном совете. У них было на выбор четыре основных цели: Хиос, Негропонте, Крит или остальная Морея; похоже, последняя была избрана под настойчивым давлением Кёнигсмарка. В конечном итоге выбор оказался не очень разумным, но нападавшим он не доставил никаких проблем. В течение следующих двух летних кампаний объединенные войска добились сдачи Модоне и Наварино, Аргоса и Нафплиона, Лепанто, Патраса и Коринфа.
Вести о последних трех из упомянутых побед пришли в Венецию утром 11 августа 1687 г. Город охватило безумное веселье: Кандия наконец была отомщена. Большой совет немедленно прервал заседание, чтобы его члены смогли посетить спонтанное благодарственное богослужение в базилике, а сенат приказал установить во Дворце дожей, в Оружейной Совета десяти, бронзовый бюст Морозини с выбитой на нем надписью[347]:
FRANCISCO MAUROCENO
PELOPONNESIACO ADHUC VIVENTI
SENATUS[348]
Тем временем быстро продолжалось завоевание Мореи. Кёнигсмарк уже приступил к ликвидации очагов сопротивления, которые оставались внутри области, особенно в регионах Мистра и Спарта; а Морозини и его флот направились в Аттику и принялись осаждать Афины.
И тут произошла вторая из двух великих трагедий, вину за которую, увы, следует возложить на Венецию. Мы уже рассказывали печальную историю Четвертого крестового похода[349]; теперь нам придется с грустью вспомнить, что в понедельник 26 сентября 1687 г., около 7 часов вечера, из мортиры, установленной Морозини на холме Мусейон напротив Акрополя, немецкий лейтенант выстрелил в Парфенон, который по злой воле судьбы использовался турками в качестве порохового склада. Выстрел попал точно в цель, и последовавший за ним взрыв почти полностью разрушил целлу и фриз, восемь колонн на северной стороне и шесть на южной вместе с антаблементами[350].
Однако на этом разрушения не закончились. После захвата города Морозини, который, несомненно, помнил о том, что венецианцы вывезли бронзовых коней с Ипподрома в Константинополе, попытался снять запряженную конями колесницу, являвшуюся частью западного фронтона храма. В результате вся скульптурная группа упала на землю и разбилась на куски. Решительному завоевателю пришлось довольствоваться менее масштабными трофеями: два мраморных льва из четырех теперь стоят перед Арсеналом[351].
Вряд ли в Венеции сильно горевали о судьбе Парфенона – венецианцы были слишком заняты празднованиями. Они успели забыть, каково это – одерживать крупные победы (последняя, при Лепанто, случилась больше ста лет назад), а серия территориальных завоеваний, которые совершал Морозини, не имела себе равных с XIV в. Еще важнее, что эти завоевания, казалось, говорят о том, что черная османская туча, так долго висевшая над республикой, наконец развеется окончательно и, возможно, Венеция вернется в далекие прежние дни торгового империализма. Неудивительно, что венецианцы ликовали; неудивительно, что их победоносный адмирал был провозглашен величайшим военным героем в истории Венеции; и неудивительно, что после смерти Маркантонио Джустиниани в марте 1688 г. Франческо Морозини единогласно и с первого голосования избрали его преемником[352].
Добившись своей самой желанной цели, Морозини не собирался отказываться от поста главнокомандующего. 8 июля 1688 г. он вывел флот из 200 кораблей из Саронического залива и направился к следующей цели – острову Негропонте. Как и Крит, Негропонте впервые достался венецианцам в результате раздела Византийской империи после Четвертого крестового похода, и, хотя турки отобрали его у Венеции двумя столетиями ранее, в 1470 г., эта потеря так и не перестала терзать венецианцев. Было известно, что остров хорошо укреплен и что турецкий гарнизон из 6000 солдат даже без подкреплений готов энергично сопротивляться. Однако силы союзников более чем вдвое превосходили это число, и ни дож-адмирал, ни граф Кёнигсмарк не испытывали сколько-нибудь серьезных сомнений, что остров скоро перейдет им. К несчастью, они не учли вмешательство сил природы. Внезапно удача отвернулась от них, и едва началась осада, как в христианском лагере разразилась ужасная эпидемия. Что это была за болезнь, нам неизвестно – скорее всего, дизентерия или малярия. За три недели армия потеряла треть своего состава; умер и сам Кёнигсмарк. В середине августа прибыло подкрепление из Венеции в
