Ночь музеев - Ислам Ибрагимович Ибрагимов

предстало перед Владиславом Романовичем на Дворцовой площади было неподвластно описанию и все же пройти мимо обрисовки сего празднества было бы немыслимой небрежностью. Первыми бросались в глаза кучера и извозчики, которые никак не могли проехать, поделить освободившееся место или назначить приемлемую цену. Повсюду сновали торговцы, завернутые в длинные плащи, вмещавшие в себя столько товара что невольно оттягивались вниз и волочились за своими хозяевами по пятам. Выделялись и аптекари что ходили, предлагая чуть ли не каждому свои запатентованные лекарства. Нельзя было не заметить попов, сбиравших милостыню и монахинь, преследующих ту же цель. Здесь были крестьяне, рабочие, военные, мужики, семьи с детьми, няни, слуги, домработницы, врачеватели, больные, чахлые, обездоленные, изгои, художники, писцы и поэты. Каждый счел нужным явиться, каждый отложил дела, сон, любовницу и каждый знал, что теряет, но ночь музеев была особенной ночью, она напоминает ночь, в которой упрятано северное сияние и если присмотреться или прислушаться, то действительно можно было увидеть, услышать, ощутить это незримое великолепие, праздник, расправивший крылья. Каково наслаждение находиться посреди родного города с людьми называвшими себя Петербуржцами! Какого это ждать оглашение начала праздника и тишины, непременно образовавшейся бы после этого оглашения? Сие затишье константно ведет к чьей-то речи, иногда это слова благодарности, но все чаще просто бессмысленная речь, обращенная к народу, жаждущему чего-то большего пустых и томительных речей. В обращении к гражданам как это обычно бывает участвуют несколько человек и по настоятельным просьбам Михаила Ильича мистеру Фредерику также предоставили слово как почетному члену преподавательской организации просвещения, члену Петербургской филармонии, организатору благотворительных концертов и как человеку, посвятившему свою жизнь музыке и благотворительности.

Когда мистер Фредерик занял позицию оратора послышался чей-то слабый голосок:

– Смотри, там мистер Фредерик! Я же говорил, что он сегодня придет! – То был голос юного Гриши.

Тем временем мистер Фредерик откашлялся и произнес короткую речь пользуясь сложившейся тишиной:

– Добрый вечер друзья мои. Я очень рад что мне предоставили возможность принять участие в этом удивительном представлении. Дамы и господа мне хотелось бы сказать вам одну необычайнейшую вещь, но я боюсь, что у меня совершенно не хватит на это отведенного времени, а потому выслушайте не меня, но людей, которые удостоились чести играть для вас замечательную музыку. Позабудьте слова дамы и господа и не переговаривайтесь если в этом нет необходимости. Раскройте грудь и навострите уши, и я желаю вам приятного вечера, спасибо!

Казалось, даже воодушевляющая речь мистера Фредерика не могла пробудить дремлющие сердца людей, к которым он обращался. Ему хотелось, пользуясь случаем напомнить им о том, как важно слушать и вникать в какое бы то ни было произведение. Он жаждал сообщить им значимость всякой мелодии, но был бессилен против времени и невежества, которые точно обратились против него. Одного было недостаточно, второго слишком много и не оставалось ничего иного кроме искренности и благосклонности с его стороны, и он сделал все возможное что мог.

К тому моменту, когда море бессмысленных слов, обращенных к бездушной толпе, иссякло у тех, кто ими был преисполнен, настал черед томительного ожидания, в котором мистер Фредерик давал свои последние наставления ученикам и оркестру, не позабыв предостеречь Андерсона от присущей ему пылкости. И не смея больше задерживать представление мистер Фредерик сошел со сцены и передал свои полномочия людям ответственным за распорядок действий. Итак, концерт начался.

– Гляди Чистоплюй, там же Андерсон палочкой машет! – Заметил Скряга.

– Не говори ерунды, тебе лишь бы выкинуть что нибуть этакое. На кой черт мы сюда явились? – Ворчал Чистоплюй.

– Скряга дело говорит, один в один Андерсон. – Подтвердил слова Скряги Борзый.

– Где? – Спросил Чистоплюй, встав на носочки и выглядывая из-за шляп и париков впередистоящих.

– Гляди в самом центре, зуб даю это он. – Сказал Скряга.

– Зуб даешь? – Переспросил Борзый, – тебе даже похлебку для брата жалко, а здесь вот как запел. – Возмутился Борзый.

– Это не Андерсон. – Заявил Чистоплюй, – я знал, что ты туг на ухо Скряга, но не думал, что к тому же еще и слеп на оба глаза.

– Борзый сказал, что один в один. – Оправдывался Скряга.

– Вот что, – решительно произнес Чистоплюй, – я подойду ближе к сцене и если это не Андерсон, ты Скряга, если нас сцапают, возьмешь вину на себя за карету.

– Идет! – Скряга издал горловой звук и плюнул себе на ладонь, которую протянул Чистоплюю. Чистоплюй проделал ту же замысловатую процедуру и пожал руку Скряге.

– Я скоро вернусь. – Сказал Чистоплюй, пробираясь через толпу вперед.

– Забыл спросить, а что будет мне если это Андерсон? —Спросил Скряга вслед Чистоплюю.

– Отдам тебе свой счастливый рублевый. – Крикнул Чистоплюй.

– Хорошая сделка. – Похвалил Борзый Скрягу.

– Хороша тем, что я прав. – Хвастал Скряга.

Глава тринадцатая.

Все это время Варенька старалась не терять из виду мистера Фредерика, но как только он отдал последние указания и сошел со сцены люди гурьбой обступили его со всех сторон и случилось то, чего Варенька больше всего боялась, она потеряла его, лишившись той опоры, которая вселяла в нее доверие и безопасность. Варенька начала глядеть по сторонам, как потерявшийся ребенок она вглядывалась в невозмутимые лица, которые отталкивали ее и словно бы говорили ей: «чего уставилась девица?». Ей не хотелось снова чувствовать себя брошенной и не хотелось думать будто мистер Фредерик бросил ее, потому что забыл о ней, но порой очень трудно контролировать ход мыслей, находясь в столь волнительном положении. К тому времени, когда отчаяние уже вовсю подобралось к Вареньке, она заметила мистера Фредерика, подходящего к ней, и не успел он подойти поближе как из-за его спины выскочил Гриша, который напугал Вареньку.

– Гриша, ты же знаешь мой мальчик что так нельзя поступать с юной леди. – Наставлял его мистер Фредерик, – прости его Варенька, он такой проказник. Я привел его для того, чтобы он извинился перед тобой, верно мой мальчик?

– Так тебя зовут Варенька? А меня Гриша.

– Гриша что ты должен был сделать? – Настаивал мистер Фредерик.

– Прости меня Варенька, я не хотел, чтобы так вышло, ты извиняешь меня? – Возбуждал сочувствие Гриша.

– Я не держу на тебя зла. – Ответила кротко Варенька.

– Нет, правда-правда мне не стоило так с тобой… я не хотел… я… я не знаю, как объяснить это, но мне очень стыдно, и мне хотелось бы… дружить с тобой.

– У тебя очень длинные ресницы… – заметила Варенька, – ты не похож на других ребятишек, можешь считать меня своим другом. – Улыбнулась она.

– Я очень рад что вы нашли общий язык. – Сказал мистер Фредерик, – а теперь пойдем мой мальчик, мне еще нужно объясниться с твоей нянюшкой.

– Мистер Фредерик не называйте ее моей «нянюшкой» при Вареньке, она… она мне никто. – Рассердился Гриша.

– Как скажешь… – сказал мистер Фредерик и замялся, припоминая что-то существенно