Ночь музеев - Ислам Ибрагимович Ибрагимов
Глаза, взиравшие из-за ворот, осунулись и потускнели. Степан Васильевич более не глядел на обращавшегося к нему дядю Вадима. Замешкавшись от одного только слова, прозвучавшего несколько раз с той интонацией, которую используют для наступления и обороны Степан Васильевич окончательно утратил возможность ясно мыслить, он был обезоружен и обезвожен подкравшимся к нему испугом, нашептывавшем ему самый страшный исход событий – каторгу. Он отвернулся от щели, предварительно не заперев ее и обратился, по-видимому, к дежурному, который привел до этого.
– Отпирай ворота.
– Но что если…
– Отпирай кому говорят!
Щель резко закрылась. Проскрипела тяжелая задвижка. Прохрипела старая дверь. Дежурный и заместитель начальника стояли по краям у входа, пропуская внутрь троих нежеланных гостей. Степан Васильевич пристально оглядел каждого из них и обратился и дежурному:
– Обыщи их!
– Я протестую! Как вы смеете подозревать нас в злом умысле? – Спросил Михаил Ильич.
– Действительно, – усмехнулся, икнув Степан Васильевич, – такая у меня работа подозревать, и следить за тем, чтобы эти подозрения не оправдались.
Дежурный неохотно прощупал карманы каждого из господ и вдруг резко подпрыгнул на месте, нащупав кое-что у дяди Вадима.
– У него, у него что-то есть!
– Так я и думал, – процедил сквозь зубы заместитель надзирателя и обнажил саблю приставив ее к груди дяди Вадима, – что у тебя там, признавайся?
– Всего только охотничий нож. Вот возьмите если вам от этого станет легче. – Дядя Вадим вытащил нож, взял острием на себя и вытянул руку вместе с ножом вперед.
– Возьми его. – Пробурчал Степан Васильевич и тут же убрал шпагу в ножны, как только дежурный выполнил указание. – Теперь идите вперед, я не стану подставлять вам свою спину и потому буду следовать за вами… отопри решетку… здесь прямо… теперь налево… Андерсон! Эй, Андерсон, за тобой пришли! Отопри Андерсона!
Андерсон глубоко зевнул и проснулся, как только решетку открыли. Он свесил ноги на пол, принял сидячее положение, потянул вверх свои руки, но как только он увидел перед собой мистера Фредерика то не замедлил встать на ноги и едва не упал от резкого движения.
– Мистер Фредерик… мне очень жаль, что так вышло. – Виновато оправдывался Андерсон.
– Выходи, ты свободен. – Язвительно произнес Степан Васильевич, чувствуя невозможность самой этой фразы.
– Мистер Фредерик?.. – Протянул откуда-то женский голосок, прощупывая незримую почву, которая вполне могла обмануть и оказаться очередным миражом, подобно тому, как люди иногда протягивают руку во сне чтобы что-то взять и просыпаются с вытянутой пустой рукою.
– Да? Кто это? – Отозвался мистер Фредерик, оглядываясь и поднимая голову к верху.
– Это Варенька…
Глава десятая.
– Какая это еще Варенька? Откуда взялась? Почему мне не доложили? – Вздулся Степан Васильевич, чувствуя, что теряет свою временную власть вместе с приобретенными полномочиями.
– Ее привели сюда еще когда господин начальник был здесь, – отчитывался дежурный, – кажется она пыталась украсть ребенка у одной знатной дамы. Господин начальник велел бросить девчонку в камеру пока все подробности дела не будут установлены.
– Вы знаете эту девчушку? – Нахмурил брови Степан Васильевич, обращаясь к мистеру Фредерику.
– Мне нужно удостовериться… не могли бы вы провести меня к ней?
– Сию минуту…
– Стоять! – Вспылил заместитель начальника, – сперва закрой решетку за Андерсоном, болван.
Высвободив Андерсона и заперев решетку, дежурный повел мистера Фредерика и остальных за собой к другой камере, но то ли память подвела дежурного, то ли его рассеянность проявилась как нельзя некстати, и дежурный ошибся камерой и резко повернул в противоположную сторону. Вскоре увидев женскую фигуру, он остановился против нее, где его нагнали остальные.
Варенька стояла посреди камеры пребывая в горьком смущении и придерживая рукой свой локоть так словно там находилось ранение. Ее женственные глаза блестели от невысохших слез, ресницы и те были влажными. Нижняя губа подтягивалась подбородком к верхней. Только потемневшие от полумрака глаза оставались все так же тверды и взирали без какого-либо страха и робости на каждого стоявшего перед ней человека.
– О, юная душа, неужели то, что о тебе говорят правда? – Спросил мистер Фредерик.
– Кто она такая? – Дернулся Степан Васильевич.
– Я не пыталась никого украсть… Я стояла на мосту и ко мне пристал какой-то мальчик… он увидел, как я плачу и сказал… сказал… я уже точно не помню, но он назвал мне ваше имя мистер Фредерик… его окликала женщина… его звали… кажется Гриша.
– Гришенька! – Повысил голос мистер Фредерик, – но как же так получилось, что ты оказалась здесь?
– Он не хотел идти к этой женщине, называл ее плохой… а я… я спросила его разве он не любит свою мать, а потом я отвернулась от него, но он вцепился мне в руку… а люди… люди подумали будто я пыталась утащить его за собой…
– Какое недоразумение! – Удивился мистер Фредерик.
– Андерсон голубчик как вы себя чувствуете? – Прошептал Михаил Ильич Андерсону.
– Мне кажется эта девушка невиновна господин руководитель. – Сонно вымолвил Андерсон.
– Вздор! У нас здесь каждый второй невиновен. – Произнес Степан Васильевич.
– Послушайте произошло ужасное недоразумение, – начал мистер Фредерик, – я знаю эту девушку и знаю мальчика которого она как будто бы пыталась похитить и все это вышло страшно глупо…, да ведь вы совсем не знаете Гришеньку, он озорной мальчуган, очень чувствительный, проникновенный, но и потому очень непослушный, своевольный… вы должны выпустить эту девушку из заточения, она ни в чем не виновата.
– Ба! Вот тебе на! А может мы тогда каждого выпустим? – Рявкнул Степан Васильевич.
– Да! – Воскликнули заточенные.
– Молчать! Никого выпускать я больше не собираюсь, а будете мне ставить свои паршивые условия я и вас сюда мигом упрячу! – Разозлился заместитель начальника.
– Однако, послушайте… – поднял правую руку с поднятым указательным пальцем дядя Вадим, – все это кажется совершенно немыслимым, если бы не было правдой. Эта девушка, Варенька, нужна нам не меньше, чем Андерсон и вот по какой причине: она поет сегодня арию, разве вы ее не узнали? Она известная певица, чуть ли не лучшая в Европе, мистер Фредерик конечно же упустил это из своего внимания, на его месте я был бы ошеломлен ничуть не меньше, увидев ее в таком неестественном положении…
– Ха! Певица! Какая же она певица, раз в таких обносках ходит? Ну-ка разъясни? – Сделал свой ход Степан Васильевич.
– Все просто, – сказал дядя Вадим, переведя дыхание и чувствуя, что все совсем непросто, – Как вы это сказали, обноски верно? Сегодняшний вступительный концерт посвящен благотворительности и дают его соответственно бедняки. Нам ничего
