Сергей Пономаренко - Ключ к бессмертию
– Ваша милость, вы сами изволили сравнить ведьму с гадюкой. Как и молодой гадюке, начинающей ведьме требуется время, чтобы ее чары и зелья стали смертоносными. Ломозянка призналась, что все снадобья для наведения порчи изготовила она. При этом поклялась, что если бы знала, кого Христина наметила в качестве жертвы, то никогда не согласилась бы.
– Кто еще знает об этом?
– Мистр[4], пытавший Ломозянку, писарь, следователь и два члена суда, но все они будут молчать, если на то будет ваша воля, ясновельможная пани.
– Ты правильно поступил, что вызвал меня, и сделай так, чтобы все это оставалось в тайне, пан Стецкий! Не надо, чтобы об этом болтали люди, – мертвым не поможешь, а живые переврут. Какое будет решение суда в отношении ведьм? Они обе заслуживают костра!
– Уже давно принят закон, запрещающий преследование ведьм, и костры для них больше не горят. Но, кроме наведения смертоносной порчи на ясновельможного пана Яна Николая, что вы пожелали сохранить в тайне, мы имеем факт отравления плода – убиение младенца в утробе и ненадлежащее его захоронение, словно приблудной собаки…
– Хоть это и байстрюк, но в нем кровь Ходкевичей! – злобно выкрикнула пани Мария. – Ведьм покарать так, чтобы они перед смертью мучились и сожалели о содеянном!
– Согласно литовскому уставу, отравительница заслуживает захоронения живой, но столь тяжкая кара не приветствуется в наше время и преступник гуманно карается на горло. Кат снесет ей и Ломозянке головы, а Маланка получит двести плетей, по пятьдесят в месяц.
– Для них это слишком мягкое наказание! Я желаю, чтобы обеих ведьм похоронили живьем! Смерть от меча для них слишком легкая! Они свели колдовством в могилу моего дорогого супруга!
– Сейчас иное время… – начал пан Возняк, но вдова его резко прервала:
– Меня не интересует, какое сейчас время и что об этом думают в Варшаве! Я желаю, чтобы ведьмы мучились долго!
– У меня могут быть неприятности, – поддержал следователя судья. – В Габоре за сожжение ведьмы пан судья лишился должности.
– Сто полновесных червонцев, пан судья! И я хочу присутствовать при казни!
– Как вам будет угодно, пани Мария! – обрадовался судья. – Приговор преступники услышат сегодня, завтра утром их казнят.
– Незачем откладывать до утра! Пусть палач поработает сегодня вечером – его ожидает щедрая награда!
– Как вам будет угодно, ясновельможная пани. – Староста вздохнул с облегчением. – Теперь, ваша милость, вы разделите со мной трапезу?
Староста отдал соответствующие распоряжения, отпустил судью и следователя.
Когда судья подходил к зданию суда, дорогу ему преградил гайдук, один из приехавших с графиней.
– Что тебе нужно, казак? – грозно спросил судья.
Гайдук скинул шапку, поклонился ему:
– Пан судья, имею к вам великую просьбу, хочу просить вашу честь за Христину Колецкую.
– Тебе что за дело до этой ведьмы и детоубийцы?
– Жених я ее, Данила. Был я в длительной отлучке, исполнял поручения ее милости пани Марии, и недели не прошло, как приехал и узнал о происшедшем.
– Ты хочешь сказать, что ребенок был зачат тобой? – недоверчиво спросил судья.
– Не мой ребенок, согрешила Христя. Хотела утаить этот грех от меня, поэтому пошла на еще больший грех – сгубила младенца! Но люблю я ее, грешную, и прощаю! Хочу просить вашу честь, чтобы не наказывали слишком строго Христю. Вот, возьмите. – Гайдук вытащил из-за пазухи кошель и протянул его судье. – Здесь все, что я собирал на свадьбу. Все – до последнего шеляга, не побрезгуйте. Там не только серебро, но и золотые дукаты есть. Оставьте жизнь Христине, ведь она невиновна в том, что паныч так дурно с ней поступил – взял ее силою! Мне господская прислуга рассказала об этом.
– Ты говори, да не заговаривайся! – прикрикнул на него судья, испуганно посмотрев по сторонам: не услышал ли кто слов казака? – Канчуков отведаешь, если будешь продолжать поганым языком молоть!
– Возьмите деньги, пан судья, и помогите! Век буду помнить и благодарить!
– Забудь ее, казак. Заколдовала тебя девка – ведьма она!
– Почему Христя не призналась мне? Я простил бы ее, и ребеночек остался бы жив… Ее жизни ничего не угрожало бы… Бедная Христя! – Казак говорил сам с собой, видно было, как сильно любит он девушку.
– Прочь с дороги, казак! На ней смертный грех, и искупить его она может только своей жизнью.
Глаза у гайдука недобро блеснули, рука невольно потянулась к сабле. Но тут его позвали товарищи-гайдуки:
– Данила! Иди скорее сюда, пани Мария согласилась принять тебя и выслушать твою просьбу!
Гайдук снял шапку и вошел в зал, где уже накрывали на стол для обеда. Пани Мария сидела в резном деревянном кресле, рядом с ней стоял староста.
– Что ты хотел, казак?
Данила повалился на колени.
– Ваша милость, я вам верой и правдой служу более десятка лет. Никогда ничего не просил для себя.
– Видимо, моя щедрость была тому причиной, – усмехнулась вдова.
– Ваша щедрость и доброта не знают границ, ваша милость! Все же набрался я смелости просить вас, ваша милость, о снисхождении для неразумной Христины Колецкой.
– Какое тебе дело до детоубийцы? – нахмурилась вдова.
– Невеста она мне, ваша милость. Не велите ее карать смертью.
– Не я решаю, как с ней поступить, а суд на земле и на небе! Не имею я силы повлиять на его решение. Забудь о ней, казак, найди себе другую девку!
– Ваша милость, вы только слово за нее замолвите перед судьей!
– Уходи, казак, а я подумаю над твоей просьбой.
– Пани Мария, пан староста, будьте к Христине милостивы! Христом Богом прошу!
– Уходи, казак. Не испытывай моего терпения!
Когда казак вышел из зала, вдова сказала старосте:
– Заприте этого казака в замке до моего отъезда – посидит, подумает, может, образумится. Не одумается – не быть ему среди моих гайдуков!
В зал вошел лакей и поклонился:
– Пан староста, мистр просит вас уделить ему внимание – ему надо с вами обсудить предстоящее наказание ведьм. Кат ждет у дверей.
Староста недовольно скривился:
– Пусть кат ожидает, сейчас к нему выйду.
– Пан Стецкий, я хочу присутствовать при вашем разговоре! – властно заявила вдова. – Пусть он войдет!
Староста недовольно пожал плечами:
– Ката в шляхетские покои?
Вдова гневно на него посмотрела, и тот, махнув рукой, приказал:
– Зови его!
Вскоре в зал вошел мужчина крепкого телосложения, среднего возраста, его округлое лицо было испещрено морщинами и не имело растительности. Палач тут же снял шапку, показав плешивую блестящую голову.
– Что у тебя за дело ко мне?
– Пан староста, наказание смертью через закапывание проводится несколькими способами, отличаются они продолжительностью. Более длительный способ – это когда преступника закапывают по плечи, оставляют возле него охрану и казнь затягивается на несколько дней. Но при желании можно ее в любой момент завершить, для этого утаптывается-уплотняется земля возле преступника, и тот умирает от удушения. Более быстрый способ – преступника закапывают в землю в деревянном коробе или без него. Если в деревянном коробе, то он живет, только пока там есть воздух. Как правило, и двух часов не проходит, как тот умирает в страшных мучениях. Как именно желаете казнить преступниц?
– Ваша милость, за вами выбор, но нижайше прошу казнь не затягивать и не делать ее публичной. Дело получит огласку, и тогда жди неприятностей из Варшавы.
– Хорошо, пусть будет деревянный короб, чтобы колдуньи прочувствовали, как это – быть живьем похороненными.
– Как вам будет угодно. – Палач поклонился. – Вдвоем в коробе они протянут меньше времени.
– Все, уходи и занимайся подготовкой казни.
* * *Каменный мешок с узким окном-бойницей, через которое разве кошка может пролезть. В углу голый деревянный топчан, на нем сидит безоружный казак Данила. Он неподвижен, как статуя, и лишь иногда скрипит зубами от бессилия, от невозможности что-либо сделать для спасения любимой, и ходят желваки от горестных дум и ярости, переполняющей его.
– Данила! Как ты там? – послышался виноватый голос из-за двери, и Данила узнал Петра, своего побратима.
– Твоими молитвами, Петро! Отдыхаю, на звезды смотрю через окошко. Люльку бы запалил, да табачку нет! – со злостью произнес Данила, не поворачивая головы.
– Все давно уже кончено, Данила. Отмучилась Христя – прими, Господи, ее грешную душу!
Данила сжал зубы с такой силой, что они заскрипели, его тело налилось чугуном, он ощущал, как затвердели все жилочки, как наливается тело невероятной силой. Но что эта сила против толстой дубовой двери, которую только тараном можно взять, и каменных стен?
«Христи нет? Больше не увижу ее красивое личико, не услышу ее звонкий голос, не буду гулять с ней ночами возле Припяти? Не будет у нее от меня детей, двух мальчиков и двух девочек? НИЧЕГО ЭТОГО У МЕНЯ НЕ БУДЕТ?!»
