Венецианские тайны. История, мифы, легенды, призраки, загадки и диковины в семи ночных прогулках - Альберто Тозо Феи
Так неизвестный снова стал папой Александром III и в этом качестве все остальное время, проведенное им в Венеции, гостил во дворце патриарха Градо[57], что на Сан-Сильвестро. Тем временем дож направил к Барбароссе двух послов с предложениями мира – которые были с негодованием отвергнуты. Швабский император вынашивал свой план разрешения конфликта с папой, включавший в себя снаряжение (при помощи Генуи) мощного флота из шестидесяти пяти вооруженных галер под командованием сына Оттона, в ту пору восемнадцатилетнего. Но Дзиани в свою очередь собрал кулак из тридцати галер (все, чем располагал на тот момент венецианский флот), атаковал генуэзсцев в водах Истрии и захватил сорок восемь вражеских галер, а также самого Оттона. По легенде, именно он, благородно отпущенный венецианцем, убедил отца заключить наконец мир с папой. Как бы там ни было, исторически достоверно, что в том же году папа и император встретились в соборе Сан-Марко.
В качестве постоянного напоминания об импровизированном убежище, обретенном под этими сводами, понтифик «выписал» постоянную индульгенцию для тех, кто прочитает перед расположенным там алтарем Мадонны «Отче наш…» и «Богородице, Дево…» В окруженном капителями углублении за решеткой до сих пор можно увидеть статуэтку, изображающую спящего священнослужителя. Рука его подложена под голову, как восемьсот лет назад. А над входом в сотопортего прикреплена большая деревянная табличка, объясняющая эту сцену.
В память об индульгенции, на веки вечные выписанной папой, на соседней калле, которая так и называется – калле дель Пердон (calle del Perdon, «улица Прощения»), с двух сторон – выходящей на кампо Сант-Апонал и на кампьелло деи Мелони (campiello dei Meloni, «Дынная площадка») выбиты каменные кресты в нишах-тондо. Впрочем, славу первого венецианского приюта папы Александра III у сотопортего де ла Мадона оспаривает расположенная недалеко от Риальто церковь Сан-Сальвадор. В ней, под боковым притвором, смотрящим в сторону Мерчерии, лежит мраморная плита с вырезанной надписью, объясняющей, что понтифик на самом деле заночевал именно здесь.
Внутри собора Сан-Марко, сразу за порогом центральных ворот, можно заметить маленький белый ромбик, вставленный в большую плиту красного мрамора. По легенде, именно здесь 24 июля того же года Барбаросса преклонил колени перед Александром (который поставил ему ногу на шею), признавая в нем святого отца и положив таким образом конец расколу, приведшему к появлению антипап. Впрочем, Фридрих даже в этот момент не преминул заметить, что склоняется не перед папой Александром, а перед наследником св. Петра. «Я и есть Петр», – тут же ответил папа и еще глубже вдавил свой каблук в шею императора. Об этом эпизоде напоминает вырезанная краткая надпись:
ALEX P. P. III FRID. I. IMP
XXIIII VII MCLXXVII[58]
По традиции считается, что как раз после морской победы над Оттоном папа в Сан-Николо на Лидо, подарил дожу кольцо, положив, таким образом, начало обряду обручения дожа с Адриатикой в день Вознесения, в знак вечного над ней владычества. При этом папа якобы сказал: «Прими, о дож, это кольцо как узы, привязывающие море к Венецианской империи». И в нашу пору, в день, известный в Венеции как «Сенса» (Sensa, от Ascensione, Вознесение), мэр города выходит из порта в сопровождении целого кортежа судов и бросает в море обручальное кольцо.
* * *
Пройдите калле дель Пердон, пока она не выведет вас на кампьелло деи Мелони. По одной из отходящих направо калле через кампьело Брузá (campiello Brusà) выйдите на древнюю набережную кампьелло трагетто де ла Мадонета (campiello traghetto de la Madoneta, «переправа у маленькой Мадонны»). Она-то и послужила некогда подмостками – по крайней мере отчасти – для происшествия, перенесенного в 1936 году на бумагу американским писателем Эрлтоном Иди (Arlton Eadie) в виде рассказа под названием «Сын Сатаны». Но старики рассказывали его к тому времени уже десятилетиями…
Венецианский Голем
Некий юноша из знатной венецианской семьи влюбился в прекрасную венецианскую аристократку, которая, будучи заносчивой и уверенной в своей красоте, отвергла его предложение руки и сердца, заявив при этом, что он ее не устраивает и что она готова снизойти лишь к тому, кто будет соответствовать идеалам красоты, изящества, ума и верности, которые сложились у нее в голове. А пуще всего – посвящать себя всего ей одной. Надо признать – не самые обычные требования, выдвигаемые жениху в образованных семьях того времени, то есть начала XVIII века.
Оскорбленный, жаждущий мести юноша бродил по венецианским калле, пытаясь забыться в безумствах карнавала, проходившего о ту пору. И случайно столкнулся с колдуньей, которая покорила его тем, что рассказала его историю в мельчайших подробностях, так что юноша уверовал в ее способность читать мысли. Ведьма его убедила, что может разрешить его вопрос, и велела прийти той же ночью на набережную трагетто де ла Мадонета.
Оттуда она повезла его в свое логово – на старую сторожевую башню на самом краю лагуны и, объяснив, что ее могущество дадено ей силами Зла, которым она служит всю жизнь, слепила большую восковую куклу и вдохнула в нее дьявольское дыхание. Голем немедленно ожил: это оказался статный и пригожий юноша с притягивающим взглядом, а ведьма объяснила, что его совершенства недосягаемы, потому что вложены в него самим Сатаной. Голем должен влюбить в себя прекрасную строптивицу, а в подходящий момент, в присутствии юноши, снова стать восковой куклой, так что юноша сможет наглядно показать красавице всю смехотворность ее мечтаний о совершенстве.
Юноша согласился – в обмен на то неопределенное обещание, что кудесница однажды вернется и получит свою плату. Но в последующие недели не все пошло как задумано. Манекен, предоставленный девушке самим же юношей, стал мало-помалу выходить из-под его контроля, пока однажды, на приеме по случаю последнего дня карнавала, не сумел вырвать у девушки клятву, что всегда она будет его, телом и душой.
Вместе с похищенной красавицей голем направился в гондоле в открытое море, но юноша, присутствовавший при этом, бросился за ними вдогонку в другой гондоле, ведомой двумя гребцами. Погоня шла много часов, пока наконец перед двумя лодками не возник пугающий силуэт тысячевесельного корабля. На скамьях гребцов сидели
